«А глуповцы стояли на коленях и ждали. Знали они, что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время!… Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и другую стороны»…
Салтыков-Щедрин создал в своем творчестве образец жанра сатиры, где горе и проблемы перемешаны со смехом, а раздражение – со страхом, и благодаря этому шагнул в историю, пусть и сам того не желая.
Щедрин не работает на маленькое сознание. Нужен жизненный багаж, чтобы вещи, которые казались скучными, приобрели трагизм. Даже свои сказки – где горечь чуть припорошена иносказанием – он называл «сказками для детей изрядного возраста»…
Классик поневоле
Серьезный, сложный и невеселый человек, Щедрин не стеснялся живописать ту Россию, которую слишком хорошо знал, – и был уверен, что канет в Лету вместе с ней.
«Писания мои до такой степени проникнуты современностью, так плотно прилаживаются к ней, что ежели и можно думать, что они будут иметь какую-нибудь ценность в будущем, то именно и единственно как иллюстрация этой современности», – рассуждал он ближе к концу жизни.
Вышло по-другому: то общественное устройство, со всеми его уродствами и родовыми травмами, которое Салтыков-Щедрин наблюдал вокруг себя, оказалось вечным.
Утратившие человеческий облик градоначальники из «Истории одного города», бессердечные господа Головлёвы, караси-идеалисты и премудрые пескари из сатирических сказок – все эти характеры пережили автора, царей, генсеков с президентами, и процветают до сих пор.
Автору такое положение вещей вряд ли бы понравилось, но вышло именно так – поэтому место в иконостасе русских классиков Салтыкову-Щедрину прочно зарезервировано.
Желчный идеалист
Жизнь потомственного дворянина Михаила Евграфовича Салтыкова, взявшего псевдоним Щедрин, пришлась на правление трех императоров: Николая I, Александра II и Александра III.
При первом в наказание за вольнодумство писателя отправили в ссылку: с 1848 года он семь лет проживал в Вятке (ныне Киров) и работал мелким чиновником, заполняя отчеты и разъезжая по уездным городам. Именно тогда были написаны «Губернские очерки», первое большое щедринское произведение, описавшее тоску провинциальной жизни.
После смерти Николая и начала александровских реформ Салтыкову-Щедрину разрешили уехать из Вятки – чиновная его карьера продолжилась на другом уровне, он дослужился до вице-губернатора Тверской губернии.
Параллельно шла в гору карьера писательская: «Губернские очерки» снискали серьезную популярность, а с 1868 Салтыков оставил службу и сосредоточился на работе в «Отечественных записках», которые тогда издавал Николай Некрасов. Именно в этом журнале вышли и сатирическая «История одного города», и «Господа Головлёвы», и многие другие работы зрелого Щедрина.
Некрасов высоко ценил коллегу, хотя поначалу (в конце 1850-х) и считал «туповатым, грубым и страшно зазнавшимся господином».
«Угловатость в манерах и обхождении [Салтыкова-Щедрина] общеизвестна и не на одного Некрасова действовала отрицательно», – отмечал литературовед Владислав Евгеньев-Максимов. Веселым нравом Салтыков, мягко говоря, не отличался: всю жизнь его мучило кошмарное несоответствие между идеалами – вырос он в религиозной семье, а позже с удовольствием читал французских социалистов с их рассуждениями о справедливом устройстве общества – и реальностью. Кроме того, писатель был замкнут, мнителен и подвержен всяческим болезням.
Впрочем, работать Щедрину это не мешало. Писал он неутомимо, очень ценил работу в журнале – и закрытие «Отечественных записок» в 1884-м году, когда после убийства Александра II новый император начал закручивать цензурные гайки, сильно ударило по писателю. Спустя пять лет он умер, не закончив последнее произведение, «Забытые слова», где собирался напомнить людям о таких важных словах как «совесть», «отечество», «человечество» и прочих. Не успел.
Глупов навсегда
О том, какая книга Салтыкова-Щедрина лучшая, можно спорить. Многие назовут «Господ Головлёвых» (1880), безнадежный и пропахший смертью роман о вырождении дворянской семьи. Ценители творчества вспомнят «Современную идиллию» (1877 – 1883), где пара либеральных интеллигентов, пытаясь избежать проблем с законом, скатывается в полное скотство. Кто-то высоко оценит щедринские сказки, например, «Орла-мецената», где хищный властитель пытается строить из себя покровителя искусств и наук. Однако вскоре приходит разочарование, и заканчивается все предсказуемо:
«Первою жертвою нового веяния пал дятел. Бедная эта птица, ей-богу, не виновата была. Но она знала грамоте, и этого было вполне достаточно для обвинения… Нарядили дятла в кандалы и заточили в дупло навечно. А на другой день он в том дупле, заеденный муравьями, помре».
И все же самым хрестоматийным, цитируемым и известным произведением Щедрина остается «История одного города» – хроника проблемной жизни вымышленного города Глупов. Глупов подчеркнуто безлик и типичен: рассказывая об «одном городе», сатирик ведет речь о всей стране. Роман Салтыкова-Щедрина стилизован под летопись и, на первый взгляд, пародирует исторические события – к примеру, эпоха дворцовых переворотов XVIII века отражается в «Сказании о шести градоначальницах», когда друг друга во власти сменяют распутные и злые авантюристки. Но сам автор в письмах признавался, что на самом деле пишет о дне сегодняшнем:
«Мне нет никакого дела до истории, и я имею в виду лишь настоящее. Историческая форма рассказа была для меня удобна потому, что позволяла мне свободнее обращаться к известным явлениям жизни. Может быть, я и ошибаюсь, но во всяком случае ошибаюсь совершенно искренно, что те же самые основы жизни, которые существовали в XVIII в., – существуют и теперь».
Картины русской жизни
Основы жизни, запечатленные Щедриным в глуповской хронике, выглядят безрадостно. История Глупова – долгий рассказ о том, как сквозь уездный город, будто нож сквозь масло, проходят один за другим градоначальники. Консерваторы секут кнутами и не пущают. Реформаторы тоже секут, но во имя прогресса. Славные глуповцы, всегда коллективные и безликие – героев тут нет – молчат, кряхтят и существуют дальше. Кто-то, конечно, гибнет в устроенных градоначальниками экспериментах, но народ продолжается, вечный и бессознательный. Начальники сыплются с небес, как дождь или снег – противостоять им вроде бы и бессмысленно.
«Всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них не зависящим, а потому и неотвратимым. Самое крайнее, что дозволялось в виду идущей навстречу беды, – это прижаться куда-нибудь к сторонке, затаить дыхание и пропасть на все время, пока беда будет кутить и мутить. Но и это уже считалось строптивостью; бороться же или открыто идти против беды – упаси боже!».
Счастливее всего глуповцы оказываются при тех градоначальниках, которые просто дают народу пожить – пика своего процветания безмятежный Глупов достигает, когда им правит майор Прыщ, у которого, как выясняется впоследствии, фаршированная голова, то есть он не человек, а некое съедобное изделие. Но в итоге на покорных всему глуповцев обрушивается по-настоящему жуткая кара – Угрюм-Бурчеев, бывший прохвост (т.е. профос – войсковой палач), воплощение тупого тоталитаризма, стремящееся превратить весь город, а заодно и мир, в казарму:
«Прямая линия, отсутствие пестроты, простота, доведенная до наготы, – вот идеалы, которые он знал и к осуществлению которых стремился… Идиоты вообще очень опасны… потому что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним».
На Угрюм-Бурчееве история одного города обрывается: дальше идти некуда.
Смешно и страшно
«История одного города» – одна из первых российских сатирических книг писателя Салтыкова-Щедрина, и, вероятно, самая резкая и безжалостная в этом жанре, по крайней мере для XIX века. Однако ее ценность отнюдь не ограничивается бичеванием жестокой власти и безвольного народа. Книга Щедрина – не памфлет, а большая литература, мастерски играющая с жанрами.
Где-то повествование проваливается в полный абсурд – например, когда предводитель дворянства обнаруживает, что у майора Прыща фаршированная голова, и очень хочет ее съесть. Другие фрагменты испещрены шутками, пародирующими велеречивый летописный стиль:
«Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие, Рим заражало буйство, а нас – кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники».
А описывая глуповский пожар, автор, перестав смеяться, пишет картину трагедии – как рушится в одночасье человеческая жизнь:
«Люди стонали только в первую минуту, когда без памяти бежали к месту пожара. Припоминалось тут все, что когда-нибудь было дорого; все заветное, пригретое, приголубленное, все, что помогало примиряться с жизнью и нести ее бремя. Человек так свыкся с этими извечными идолами своей души, так долго возлагал на них лучшие свои упования, что мысль о возможности потерять их никогда отчетливо не представлялась уму. И вот настала минута, когда эта мысль является не как отвлеченный призрак… а как голая действительность».
Салтыков-Щедрин создал в своем творчестве образец жанра сатиры, где горе и проблемы перемешаны со смехом, а раздражение – со страхом, и благодаря этому шагнул в историю, пусть и сам того не желая. Следы «Истории одного города» можно найти и в иронических заметках Булгакова или Ильфа с Петровым, и в абсурдных картинах советской жизни Венедикта Ерофеева, и в ледяных антиутопиях Владимира Сорокина. Город Глупов исчезает, но полностью не будет забыт никогда – потому что мы продолжаем в нем жить.
Олег Егоров
На анонсе: портрет Салтыкова-Щедрина кисти Ивана Крамского, коллаж
Иллюстрации из книги «История одного города». Источник: Издательская Группа «Азбука-Аттикус»
Find more like this: АНАЛИТИКА
