Почему ранняя Церковь ждала Спасителя «со дня на день»?

Вера в близость второго славного пришествия Господня или, на языке новозаветном, «парусия» была общераспространённой в первохристианстве. О ней упоминается почти в каждой книге Нового Завета…Рассказывает свящ. Владимир Страхов.

Смотрите также:
И когда выходил Он из храма…

У синоптиков мы находим следующие свидетельства о существовании в первохристианстве этой веры в близость парусии. Сюда относится прежде всего эсхатологическая беседа Господа (Мф.24, Мк.18, Лк.21).

Указав сначала на признаки, которые будут предшествовать разрушению Иерусалима, – именно: появление лже-мессий – обольстителей (Мф.24:4–5), наступление политических (войны, военные слухи – Мф.24:6) и общественных (голод, эпидемические болезни, землетрясения – Мф.24:7) бедствий, тяжёлое внешнее и внутреннее положение апостолов и всех христиан (гонения со стороны языческих и иудейских властей – Мф.24:9 и паралл., взаимные предательства – Мф.24:10, появление лжепророков – Мф.24:11, оскудение любви в христианском обществе – Мф.24:12), а потом на признаки, которые будут предшествовать Его второму пришествию (знамения на небе, «туга» (тоска, печаль) на земле, знамение Сына Человеческого – Мф.24:27–32), Господь говорит о времени наступления парусии: «Тако и вы, егда видите, сия вся (т. е. все вышеуказанные признаки, которые будут предшествовать разрушению Иерусалима и второму Его пришествию), ведите, яко близь есть, при дверех. Аминь глаголю вам: не мимоидет род сей, дóндеже вся сия будут» (Мф.24:33–34).

Смотрите также:
Придёт ли Царствие Божие приметным образом?

Таким образом, за разрушением Иерусалима последует второе пришествие Господа. Хронологическая связь между этими двумя событиями у синоптиков устанавливается неодинаковая. С одной стороны, связь эта представляется непосредственной (Мк.13:24: «Но в те дни, после скорби той…», Мф.24:29: «Абие же – εὐϑέως: тотчас, немедленно – по скорби дний тех…») и наступление второго пришествия ожидается ещё при жизни современного поколения («не прейдет род сей» – Мф.24:34; Мк.13:30; Лк.21:32). С другой стороны, наступление второго пришествия отодвигается в неопределённое будущее. Так, свв. Матвей и Марк говорят, что второе пришествие Господа последует не прежде, как Евангелие проповедано будет всем народам (Мф.24:14; Мк.13:10), а ев. Лука между разрушением Иерусалима и вторым пришествием Господа полагает «времена язычников» (Лк.21:24), т. е. определённый Богом период времени, в течение которого войдёт в царство Христово полное число язычников (ср. Рим.11:25). Указанная неясность и неопределённость в установлении синоптиками хронологической связи между разрушением Иерусалима и вторым пришествием Господа зависит от того, что Господь, сообразно с пророческим характером Своей речи и вопросом учеников: «Когда это (т. е. разрушение Иерусалима) будет, и какой признак Твоего пришествия и кончины века» (Мф.24:3), соединявших по времени оба эти события, также соединил в Своей речи то, что относится к разрушению Иерусалима, с тем, что относится ко второму Его пришествию, так как первое служило образом второго. Поэтому трудно истолковать смысл отдельных выражений эсхатологической беседы Господа. Трудна она была и для понимания учеников. Если ап. Филипп понимал, кто такой Господь по Своему существу и по отношению к Богу Отцу (Ин.14:8–10), если апостолы долго не могли отрешиться от обще-иудейских чувственных представлений о царстве Мессии (Деян.1:6), то становится вероятным предположение, что некоторые слова и выражения, заключающиеся в эсхатологической беседе Господа, – особенно Мк.13:24; Мф.24:29, 34 и паралл. – могли быть истолкованы учениками в смысле указаний на близость парусии.

На близость парусии указывает также ответ Господа первосвященнику: «Отселе (ἀπ’ ἄρτι) узрите Сына Человеческого, седяща одесную силы к грядуща на облацех небесных» (Мф.26:64). Непосредственный смысл слов Господа тот, что люди очень скоро увидят Его славу и величие, будут свидетелями Его славного второго пришествия на всемирный суд. Далее такие выражения Господа, как Мф.10:23: «не успеете обойти городов Израилевых (речь к апостолам при посольстве их на проповедь), как приидет Сын Человеческий», или Мф.16:28 и паралл.: Мк.9:1 и Лк.9:27: «Суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дóндеже видят Сына Человеческого, грядуща во царствии Своём» – также могли подать ученикам повод ожидать второе пришествие Господа в недалёком будущем. И хотя здесь идёт речь не о втором славном пришествии Господа, а об открытии царства Христова, совершившемся через воскресение Христово (Мф.28:18) и ниспослание Св. Духа на апостолов, однако не свободная от национальных иудейских предрассудков мысль учеников всегда могла по поводу указанных слов Господа спрашивать: «не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:6), за открытием коего непосредственно должен был следовать, по их ожиданиям, и конец мира. На существование в первохристианстве веры в близость парусии указывают, далее, распространившиеся среди первых христиан слова Господа о возлюбленном ученике, что «ученик тот не умрёт», самим Господом выраженные, впрочем, в гипотетической форме: «Аще хощу, да той пребывает, дóндеже прииду, что к тебе?» (Ин.21:22).

Св. Лука своей притче о минах, сходной по её основной мысли с притчей о талантах, предпосылает замечание, что сказана она была Господом, когда «Он был близ Иерусалима, и они (ученики) думали, что скоро (παραχρῆμα – немедленно, слав. – а҃бїе) должно открыться царствие Божие» (Лк.19:11), но потом начинает эту притчу словами: «Некоторый человек высокого рода отправлялся в дальнюю страну»чтобы получить себе царство к возвратиться» (Лк.19:12). Так как для путешествия в далёкую страну требуется и продолжительное время, то ясно, что указанной притчей Господь хочет рассеять заблуждение учеников, ожидавших скорого наступления Мессианского царства и непосредственно следовавшего за ним конца мира. Наконец, указание на внезапность второго пришествия и увещание к бдительности: «Сие же ведите, яко аще бы ведал дому владыка, в кую стражу тать приидет, бдел убо бы» (Мф.24:43; Лк.12:39; ср. 1Фес.5:2, 4; Откр.3:3, 16:15 и 2Пет.3:10), а также сравнение в этом же смысле дня второго пришествия с сетью («Внемлите же себе, да не… найдет на вы внезапу день той: яко сеть бо приидет на вся живущия на лицы всея земли» Лк.21:34–35) и молнией («Якоже бо молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие – ἡ παρουσία – Сына Человеческого» Мф.24:27; Лк.17:24) – всё это могло быть при известных обстоятельствах истолковано учениками в смысле близости второго пришествия. И из евангелия мы действительно видим, что во времена Иисуса Христа вера в близость явления Мессии и непосредственно связанного с ним конца мира была общим достоянием всего иудейского народа. Горячие ожидания близкого пришествия Мессии проглядывают здесь на каждом шагу, несмотря на то, что евангелисты говорят об этом только случайно, мимоходом, поскольку ожидания эти имели отношение к жизни Иисуса Христа. Мы видим отсюда, что всякое крупное событие, всякий намёк на Мессию и Его время «заставлял трепетно биться сердца иудеев» и побуждал их ставить вопрос, «не наступил ли конец испытаний Израиля и не пришло ли время открытия мессианского царства»¹. Так горячая и одушевлённая проповедь Иоанна Крестителя вызывает в народе предположения – не Мессия ли он или, по крайней мере, не Илия ли или не один ли из древних пророков, имеющих «явиться пред пришествием Мессии в качестве Его предвестников» (Ин.1:19–21; Деян.13:25).

Самого Иисуса Христа, несмотря на несоответствие Его дел израильскому идеалу Мессии, многие из народа считали или за Сына Давидова (Мф.12:23; 20:30–31; 21:9; Мк.10:47, 48 и пр.), или за великого пророка, предтечу Мессии (Мк.6:15; Лк.9:8:19). «Та же уверенность в близком наступлении мессианских времён выражается и в словах самарянки: „когда Мессия придёт, то возвестит нам всё“ (Ин.4:25), и в её предположении о Спасителе, не Он ли Христос (Ин.4:29), и в намерении народа объявить Иисуса Христа царём (Ин.6:15), и в торжественной встрече, устроенной Ему иудеями при входе Его в Иерусалим, к в словах эммаусских путников: „мы надеялись, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля“ (Лк.24:21) и т. д.»². Таким образом история евангельская ясно свидетельствует о существовании в первохристианстве веры в близость пришествия Господня для открытия Мессианского царства и суда над миром.

Смотрите также:
Дорога на Небо

Эта же вера была присуща и церкви апостольской. Об этом мы имеем следующие свидетельства. Торжественные дни после воскресения, когда Господь являлся ученикам и говорил им о царствии Божием, ученики считали наиболее удобным моментом для открытия Мессианского царства. Вот почему они и спрашивали своего Учителя: «не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:6). Вера в близость парусии красной нитью проходит через послания апостольские. Ап. Иаков призывает своих читателей к долготерпению, потому что «приближается пришествие Господне» (ὅτι ἡ παρουσία τοῦ κυρίου ἤγγικεν) и убеждает их не судить друг друга, ибо «вот, Судия стоит у дверей» (Иак.5:7–9). Также и ап. Пётр, призывая христиан к терпению в страданиях и бодрствованию в молитвах, говорит: «но близок уже всему конец» (πάντων δὲ τὸ τέλος ἤγγικεν 1Пет.4:7), потому что скоро должен начаться суд (1Пет.4:17, 18, ср. ст. 13), Господь «готов уже ныне судить живых и мёртвых» (1Пет.4:5).

Ожидание близкой парусии Господней сообщило своеобразный характер нравственному учению (этике) св. ап. Павла. В виду «сокращённости» или «краткости времени», оставшегося до пришествия Господня и конца этого мира, Апостол убеждает коринфских христиан прекратить все земные отношения: «Сие же говорю, братие, ибо время сокращено есть. Поэтому и имеющие жён, – да будут как не имеющие: и плачущие да будут как не плачущие: и радующиеся как не радующиеся; и покупающие как не приобретающие; и пользующиеся миром сим как не пользующиеся, ибо преходит образ мира сего» (1Кор.7:29–31). С другой стороны, такие выражения Апостола, как: «День приблизился» (Рим.13:12) или: «Господь близ» (Фил.4:5), могли быть истолкованы верующими, при общем сильном эсхатологическом возбуждении, как указания на близость второго пришествия Господня, хотя эти слова в устах ап. Павла обозначают духовное присутствие Христа в сердцах верующих, отмечают наличность в них благодатных даров Св. Духа. В послании к Евреям Апостол приглашает своих читателей к усилению своего подвига – и «толико паче, елико видите приближающийся день (судный)» (Евр.10:25), и несколько ниже, призывая читателей к терпению, цитирует из пр. Аввакума (Авв.2:3): «Ибо ещё немного, очень немного, и Грядущий придёт и не умедлит» (Евр.10:37). В следующих словах Апостола: «мы, кои живем, кои остаемся в пришествие Господа, не предварим почивших» (1Фес.4:15), «мы, кои живем, кои остаёмся, будем восхищены вместе с ними, в облаках, в сретение Господу, – в воздух (восхищены будем)»³ (1Фес.4:17) «се, тайну возвещаю вам: не все мы умрём, но все изменимся – вдруг, во мгновение ока, при последней трубе» (1Кор.15:51–52) – возбуждённое эсхатологическое настроение первых христиан могло находить для себя опору в предположении, что и сам Апостол надеялся дожить до второго пришествия.

Указания на существование в первохристианстве веры в близость второго пришествия Господа находим мы и в писаниях ап. и ев. Иоанна Богослова. И он ожидает скорого суда: «Грядет час (ἔρχεται ὥρα), воньже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия» (Ин.5:28; ср. Ин.5:21:23; 14:3). И он считает близким «конец» мира: «Дети, – восклицает он, – последняя година есть (ἐσχάτη ὥρα ἐστίν)“ (1Ин.2:18). Та же самая мысль о грядущем всемирном Христовом суде, всегда готовом открыться во всей своей силе, является основной и господствующей мыслью книги Откровения Иоанна Богослова, так что ей начинаются и сопровождаются, и оканчиваются все апокалипсические видения. «Се грядет (ἰδοὺ ἔρχεται) со οблаки», – так начинает говорить Тайнозритель тотчас после приветствия (Откр.1:7). «Гряду тебе скоро», – говорит Сам Господь Ангелу Ефесской церкви (Откр.2:5). «Держите, дóндеже прииду (ἄχρι οὗ ἂν ἥξω)», – говорит Фиатирским христианам (Откр.2:25). «Се гряду скоро (ἔρχομαι ταχύ): держи, еже имаши, да никто же приимет венца твоего» – сказано Ангелу Филадельфийской церкви (Откр.3:11). «Се гряду скоро (ἰδοὺ ἔρχομαι ταχύ)»– так в заключение повторяет несколько раз Господь Иисус (Откр.22:7, 12:20)⁴. Из Апокалипсиса же мы видим, что древние христиане даже молились об ускорении конца этого мира и о пришествии Христа: «И дух, и невеста глаголют: прииди. И слышай да глаголет: прииди» (Откр.22:17). «Ей, гряду скоро: аминь», – так говорит «свидетельствуяй сия», т. е. Сам Господь, давший откровение ап. Иоанну, «Ей, гряди, Господи Иисусе», – отвечает сам Тайнозритель (Откр.22:20). Самая цель Откровения обозначена так: «Господь Бог святых пророков послал Ангела Своего показать рабам Своим то, чему надлежит быть вскоре (ἃ δεῖ γενέσϑαι ἐν τάχει)» (Откр.22:6) и в самом начале книги: «Блажен чтый, и слышащии словеса пророчествия и соблюдающии писаная в нем: время бо близ (ὁ γὰρ καιρὸς ἐγγύς)»“ (Откр.1:3).

Эту же веру в близость парусии мы находим и в древнехристианской или до-никейской церковной письменности: у мужей апостольских, у христианских апологетов и представителей полемической литературы 2-го века и начинающейся научно-богословской письменности 3-го века.

Вся литература мужей апостольских носит ясно выраженный эсхатологический характер. Особенно напряжённое ожидание скорого пришествия Христа отразилось в Διδαχὴ, τῶν δώδεκα ἀποστόλων или в «Учении двенадцати Апостолов», расхождение которого относится к самому концу первого века⁵. Здесь мы читаем: «Светильники ваши да не будут погашены и чресла ваши да не будут развязаны, но будьте готовы, ибо вы не знаете часа, в который придёт Господь наш» (16:1). – Из евхаристической молитвы, приведённой здесь, мы видим, что христиане молились о сокращении времени существования этого мира: «Да приидет благодать и да прейдет мир сей. Осанна Сыну Давидову! Если кто свят, пусть приступит, а если нет, пусть покается. Маран-афа (Господь идёт)! Аминь» (10:6; ср. 1Кор.16:22; Откр.22:17:20). В связи с этим напряжённым ожиданием пришествия Христова автор Διδαχὴ более интересуется вопросом о будущих судьбах церкви, чем всеми другими вопросами христианской веры и морали.

Точно также и Климент Римский в первом послании к Коринфянам⁶, составленном около 93–95 гг., старается оградить верующих от сомнения в близости пришествия Господня. «Не будем сомневаться, – говорит он, – и душа наша да не отчаивается о превосходных и славных дарах Его (Бога): да будет далеко от нас сказанное в Писании: несчастны двоедушные, колеблющиеся душою и говорящие: это мы слышали и во время отцов наших, и вот мы состарились, но ничего такого с нами не случилось» (23:2:3). Этих слов в Свящ. Писании нет. Можно думать, что Климент перефразирует здесь слова апостолов Иакова (Иак.1:8) и Петра (2Пет.3:3–4). И вот, чтобы предохранить верующих от сомнения, св. Климент говорит, что как «древесный плод в короткое время достигает зрелости», так «скоро к внезапно (ταχὺ καὶ ἐξαίφνης) совершится воля Господа по свидетельству самого Писания (ср. Ис.14:1; Авв.2:3; Мал.3:1; сн. Евр.10:37): скоро придёт, и не замедлит, и внезапно придёт в храм Свой Господь и Святый, Которого вы ожидаете» (23:4:5).

Эту же проповедь о приближении конца мира находим мы в так называемом «втором послании Климента к Коринфянам»⁷, относящемся к 130–145 гг. Автор даёт частые советы об отречении от мира и самой жизни и говорит, что «мирские (блага) надо почитать чужими и не желать их» (5:6). Мотивом для такого отречения от мира служит мысль о его греховности и противоположности законов его жизни законам жизни мира духовного. Эта мысль о противоположности мира и Бога соединялась с ожиданиями скорого конца мира, о приближении которого часто напоминает автор. «Будем ежечасно (χαϑ’ ὥραν) ожидать царства Божия в любви и праведности, потому что не знаем дня явления Божия» (12:1). Но, во всяком случае, день суда или день явления Божия (12:1; 17:4) ожидается автором послания в непосредственной близости (ἔρχεται ἤδη ἡ ἡμερα τῆς κρίσεως, 16:3; ср. 17:6).

Также и в «Пастыре» Ерма⁸, составленном около 140 года, содержится проповедь о скорой кончине мира. «Покаяние праведных имеет конец» (Vis. II, 2:5), т. е. покаянье для христиан ограничено близостью пришествия Христова и скорым окончанием строения башни, означающей Церковь. Конец мира наступит тогда, когда окончится строение башни. Но, по словам Ерма, башня «скоро будет окончена (ταχὺ ἐποικοδομηϑήσεται)“ (Vis. III, 8, 9; ср. Sim. IX, 10, 2: «это дело – строение Церкви – скоро окончится»), хотя она не получит своего завершения до тех пор, пока не придёт Господин башни и не испытает, из хороших ли камней она построена (Sim. IX, 5, 2. 6. 7; ср. Sim. V, 5:3). До пришествия же «Господина башни» осталось немного времени. Ерм уже видит, что Господин башни идёт (Sim. IX, 6:1) и что башне уже немного недостаёт до окончания (λείπει τῷ πύργῳ ἔτι μικρὸν οἰκοδομησῆναι Sim. IX, 9:4). Ерм смущён упадком христианской жизни, причиной чего он считает охватившее всех сомнение в близости второго пришествия Господня, повлёкшее за собой всеобщее увлеченье мирскими соблазнами, и своей целью ставить устранить саму причину такого упадка и возвратить церковь к её угасающим эсхатологическим верованиям.

Всё это роднит воззрения Ерма с монтанистическими. И монтанисты в лихорадочном ожидании последнего дня проповедовали строгое отречение от мира, от семьи, от земных удобств⁹.

Эту веру в близость второго пришествия Господня разделял также автор послания, известного с именем ап. Варнавы и написанного между 70 и 130 гг. «Господь, по словам автора этого послания, сократил времена и дни для того, чтобы Возлюбленный Его ускорил Своим пришествием к Своему наследию» (4:3; ср. Мф.24:6:22)¹⁰. Убеждая христиан исполнять заповеди Господни, автор в конце послания говорит: «близок день, в который всё погибнет с нечестивым. Близок Господь (ἐγγὺς о Kύριος) и награда Его» (21:3; ср. Фил.4:5; 1Кор.16:22; Иак.5:9; Откр.1:30; 22:10: Ис.40:10). Автор послания убеждён, что уже начались последние дни. Он говорит, что Бог «совершил в нас в конце времён (ἐπ’ ἐσχάτων) второе творение» (т. е. христианское возрождение 6:13), и увещевает своих читателей быть «внимательными к последним дням» (ἐν ταῖς ἐσχάταις ἡμέραις IV, 9), ибо «последнее искушение уже приблизилось» (τὸ τέλειον σκάνδαλον ἤγγικεν IV, 3).

Эту же веру в близость второго пришествия Господня находим мы в посланиях св. Игнатия Богоносца, составленных между 110–117 гг. По мнению св. Игнатия, всё в мире имеет конец (τέλος τὰ πράγματα ἔχει. Ερ. ad Magn. V, 1)¹¹, и уже наступили последние времена (ἔσχατοι καιροί Ер ad Ephes. X1, l). Имея это в виду. Св. Игнатий обращается с таким увещанием к св. Поликарпу: «Будь ещё усерднее, нежели каков теперь! Вникай в обстоятельства времени!» (τοὺς καιροὺς καταμάυϑανε 3:2).

Смотрите также:
Готовы ли мы к свободе? «Легенда о Великом Инквизиторе»

У христианских апологетов и представителей полемической литературы 2-го века и начинающейся научно-богословской письменности 3-го века эсхатологические идеи продолжают развиваться. Развитию и распространению этих идей особенно благоприятствовали жестокие гонения на христиан во 2 и 3 вв. Среди гонений и преследований христиане укрепляли себя надеждой на воздаяние в день страшного суда (ср. 2Фес.1:4:5). И чем сильнее были гонения, тем напряжённое была христианская вера в скорое наступление второго пришествия Христа. Так св. Иустин Философ, не высказываясь определённо, полагал, что второе пришествие Господа наступит в недалёком будущем. По его мнению, «времена приближаются к концу и уже стоит при дверях (ἤδη ἐπὶ ϑύραις ὄντος) тот, кто на Всевышнего будет произносить хульные и дерзкие слова», т. е. человек беззакония¹². Св. Иустин приглашает иудеев не медлить с покаянием ввиду того, что для их обращения остаётся короткое время (βραχὺς ὑμῖν περιλείπεται προσηλύσεως χρόνος)»¹³. Св. Ириней Лионский о времени второго пришествия Господня выражается более определённо. По его словам, во сколько дней был создан этот мир, столько тысячелетий он и просуществует. Если кн. Бытия (Быт.2:1–2) повествует, что Бог сотворил мир в шесть дней, а в седьмой – почил от всех дел Своих, то число преждебывшего служит пророчеством будущего. Если один день у Господа, как тысяча лет (Пс.89:5; 2Пет.3:8), то ясно, что мир, созданный в шесть дней, окончит своё существование в шеститысячный год (V, 28. 3)¹⁴. По окончании настоящего мира наступит седьмой день, день покоя, под которым св. Ириней разумеет время земного царства славы. Значит, по мнению св. Иринея, второе пришествие Господа, имеющее своей главной целью открытие земного царства славы, последует в конце шеститысячного года истории мира (V, 30, 4:33: 2). Так же вычисляет время второго пришествия Христова и св. Ипполит Римский. Считая, как и Ириней, что мир будет существовать в продолжение 6000 лет, св. Ипполит полагает, что до конца его теперь осталось 500 лет, ибо «первое пришествие нашего Господа во плоти … совершилось, – говорит он, – … от Адама в 5500 году»¹⁵. Тертуллиан в своих сочинениях, написанных во время его увлечения монтанизмом, высказывает твёрдую надежду на наступление пришествия Господня в непосредственной близости. Он говорит, что с явлением Христа начались последние времена (extremitates saeculi- Ad ux. 1, 2: ср. Adv. Marc. V, 7). В виду наступления последних времён (sub extremitatibus teinporum) Бог ограничил брак, бывший прежде свободным (De exhort, cast. 6): конец времён (extreinitas teinporum) лишил силы заповедь: «раститеся и множитеся» (De monog. 7). Ввиду того, что зло в эти времена всё более и более одерживает верх над добром, Тертуллиан приглашает христиан вести себя благопристойно (De pudic. 1:2) и быть готовыми ко всяким притеснениям (De jejun. 12). Между тем до своего увлечения монтанизмом Тертуллиан имел иные воззрения на время второго пришествия Господня. Он отодвигал время второго пришествия в неопределённое будущее и молился о «замедлении или задержке конца» (pro mora finis, Apol. 39)¹⁶.

К одному из последних представителей христианской письменности, у которых мы находим ещё ясное учение о наступлении пришествия Господня в непосредственной близости, принадлежит св. Киприан. По его мнению, мир этот уже достиг старости (senuisse jam saeculum), в нём не стало уже той свежести и тех сил, какие были раньше (Ad Demetr. 3). Он быстро приближается к смерти, к своему концу (in defectione sit et in fine, ibid. 4, ср. de saeculo jam moriente. Ер. 58:2). Предвестник конца – пришествие антихриста уже близко (Ad Fortun. praef. 1: Ер. 58, 7: ср. 58. 1; 59, 13. 18:61, 2:67: 7). Также быстро приближается и явление Христа (Ер. 61, 4: cito venturus, Ер. 57. 3). Его второе пришествие (Ер. 63:18)¹⁷.

Начиная с 4 века, с александрийских отцов – на востоке и бл. Августина – на западе, вера в близость пришествия Господня теряет свою напряжённость и, так сказать, жгучесть, и само пришествие отодвигается в неизвестное, но уже далёкое будущее. Такой взгляд на второе пришествие Господа присущ и нашему времени. И только слабая и тусклая тень первохристианской веры в близость пришествия Господа достигает до наших дней, отражаясь в наиболее мистически настроенных душах. Эти чуткие к небесным восхищениям души с особенной силой чувствуют на себе внутреннюю правду апостольских слов: «ныне ближе к нам спасение, нежели когда мы уверовали» (Рим.13:11). Будучи глубоко религиозными, такие люди, живя на земле, забывают её, всецело сосредоточиваясь на мыслях о небе. Они подобны в этом отношении той незабудке, которая, по красивой легенде, устремив в восхищении своё золотое сердечко к Богу и не думая ни о чём, кроме Него, позабыла своё имя, за что к названа незабудкой в назидание людям, чтобы они, глядя на незабудку, также учились забывать о себе ради Бога. Наряду с таким истинно- и глубоко-христианским настроением, присущим редким избранникам, мы видим совершенно другое. Успехи естествознания отодвинули эсхатологические вопросы на задний план в христианской доктрине. И если в первохристианстве ожидание второго славного пришествия Господа с предваряющими его событиями воскресения и суда наиболее бросается в глаза, то в наше время, наоборот, у громадного большинства людей эта вера в пришествие Господа потеряла свою живость и почти совершенно растворилась в массе чисто-земных интересов и настроений. Причина этого лежит не только в материалистическом мировоззрении нашего века. Есть другая причина – идеологического характера. В религиозном сознании современного христианина ожидание второго славного пришествия Господня бледнеет перед величием успехов евангельской проповеди, ставшей действительно «вещанием во всю землю» и достигшей «концов (-ец) вселенной» (Пс.18:5; Рим.10:18). Вот почему мысль верующего сосредотачивается теперь не на завершении мирового процесса, а на универсальной христианизации мира не только в смысле теоретическом, в смысле ознакомления и научения людей истинам евангелия, а больше всего в смысле практическом, в смысле возможно широкого проникновения евангельских начал в жизнь человечества, как закваски, долженствующей преобразить душевно-плотяного земного человека в духовно-телесного небесного по образу второго Адама, Христа-Богочеловека. Таким образом не столько «ожесточение человеческих сердец», сколько опыт 19-ти столетий сделал невозможным продолжение среди нас первохристианской веры в близость второго пришествия Господа.

Смотрите также:
Вознесение: Христос ушёл, чему радоваться?

Наш вопрос в том, как и при каких обстоятельствах возникла в первохристианстве эта вера? Ответ на этот вопрос в связи с тем влиянием, какое оказала эта вера не только на первохристианскую историю, но к на христианских писателей 2-го и 3-го века, и той формой, в какой выступает она в новозаветных писаниях, важен и сам по себе и, в частности, для правильного понимания посланий св. Ап. Павла. Взгляд св. Ап. Павла на парусию вызывает немало недоумений среди толкователей. Некоторые из них соглашаются, что Апостол в учении о времени наступления пришествия Господа допустил ошибку и даже подкрепляет её «словом Господним» (1Фес.4:15). Апостол говорит, что «мы, кои живём… не предварим почивших: мы, кои живём… будем восхищены вместе с ними в облаках, в сретение Господу, в воздух» (восхищены будем) (1Фес.4:15:17). Однако прошло 19 веков, а слово Апостола не исполнилось. Речи, какие ап. Пётр влагал в уста современных ему скептиков, теперь раздаются против ап. Павла: «отнележе отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания» (2Пет.3:4). Так рассмотрение первохристианской веры в близость пришествия Господня важно для правильного понимания Павловых посланий. Но, помимо того, оно важно и для правильного понимания первохристианства. Первохристианская вера в близость парусии наложила сильный и своеобразный отпечаток на всю жизнь первых христиан и первенствующей церкви. «Первохристианская община, – говорит Диккман¹⁸, как невеста, исполненная желанием небесного брака, с нетерпением и напряжённостью ожидала паки Грядущего (Господа). Она ожидала Его ещё при жизни её наличных членов, – и потому вся жизнь первых христиан – практическая, будничная, общественно-гражданская носила особую печать этого ожидания», этой веры. Влияние этой веры сказалось как в жизни общественной, так и церковной. Среди первых христиан появилась так называемая «благочестивая праздность», когда многие из них продавали своё имущество и оставляли свои земли, предавшись исключительно мысли о скором наступлении дня Господня. В чаянии скорого пришествия Господа эти лица забывали совершенно о земле, о земных интересах и обязанностях. С особенной силой такое настроение сказывалось в Фессалоникийской общине, а потом – в Коринфской (1Фес.4:11; 5:14; 2Фес.3:6; 1Кор.7:5) Такое настроение вносило большие расстройства в общественную жизнь, увеличивая в ней класс «ходящих бесчинно» (ἀτάκτως περιπατοῦντες – 2Фес.3:11), попросту – мечтателей и бездельников. В церковной жизни такое настроение сказалось в отказе повиноваться предстоятелям, так как ввиду скорого конца казалась ненужной никакая администрация (ср. 1Фес.5:12). Позднее такое настроение с особенной силой выразилось в монтанизме, – в принципиальной вражде монтанистов к епископату и в монтанистических переселениях. Впрочем, подобные случаи переселения, стоявшие в связи с эсхатологическим возбуждением, имели место и помимо монтанизма. Св. Ипполит в «Толковании на кн. пр. Даниила» (IV, 8) рассказывает о двух однородных фактах, случившихся в его время. Один сирийский епископ убедил громадную толпу христиан уйти в пустыню на сретение Христа. Кончилось тем, что этих христиан арестовали как разбойников. Другой епископ, из Понта, предсказывал, что второе пришествие Господа последует в течение ближайшего года; под влиянием его проповеди паства его распродала свой, скот и побросала поля, чтобы приготовиться к великому дню¹⁹.

Уяснить психологию перовохристианской веры в близость пришествия Господа, проследить тот путь и те условия, какие привели к её возникновению, и потом указать отличительные особенности парусийных воззрений первых христиан и св. ап. Павла – такова двоякая задача, подлежащая нашему разрешению.

Итак, первый наш вопрос такой: каким образом появилась в первохристианстве столь сильная и напряжённая вера в близость второго пришествия Господня? На какой психологической почве могла она возникнуть? Какие чувствования служат – и служат ли – её предпосылками? Среди каких людей и в какой идейной среде она зародилась, или она явилась совершенно неожиданно, только в первохристианстве и исключительно благодаря христианству?

Возможны три объяснения этой первохристианской веры в близость пришествия Господня. По одному объяснению в основе парусийных чаяний первохристианства лежали иудейские эсхатологические представления, развитые на основе ветхозаветной мессиологии и эсхатологии. По другому объяснению в основе парусийных чаяний первых христиан лежали «временно-исторические» причины, – «тогдашнее религиозно-нравственное состояние греко-римского языческого мира в связи с некоторыми политическими обстоятельствами того времени»²⁰. По третьему объяснению «парусийные ожидания» первых христиан «выросли на почве» сознания ими своего «благодатного избавления», «были прямым отзвуком их глубокого перерождения»²¹. Взятое отдельно, каждое из указанных трёх объяснений должно быть признано, по нашему мнению, односторонним и неполным. Всякое историческое явление, чтобы воскреснуть перед нами, должно быть изучаемо в связи с почвой, которая его породила, и средой, которая на него влияла. Если мы примем это утверждение, – а оно бесспорно в научно-историческом отношении, – то мы должны будем признать долю правды в каждом из указанных трёх объяснений. Почвой, породившей парусийные ожидания в первохристианстве, были ветхозаветные пророческие созерцания, ветхозаветные мессианские и эсхатологические верования, нашедшие себе более глубокое и духовное толкование и развитие в учении Иисуса Христа и Апостолов, или, говоря иначе, почвой, породившей первохристианское ожидание скорого пришествия Господа, было эсхатологическое учение Господа Иисуса Христа и Апостолов, развитое на ветхозаветной основе. Средой, влиявшей на парусийные ожидания первых христиан, были все те настроения и томления, разнообразные слухи и странные ожидания, какие присущи были иудейству и язычеству (отчасти самостоятельно, отчасти под влиянием иудейства) в век рождения Спасителя человечества. Напряжённость и особую интенсивность, перешедшую даже в крайность, парусийные ожидания первых христиан получили вследствие того высокого подъёма, какой они переживали от сознания своего благодатного избавления и своей непосредственной внутренней близости ко Христу, когда и прошедшее и будущее исчезало у них в вечности «нескончаемого блаженного» настоящего.

С этих точек зрения мы только и поймём такое необычайно интересное явление века апостольского, как первохристианская вера в близость пришествия Господа.

I

Почвой, породившей напряжённые парусийные ожидания в первохристианстве, было эсхатологическое учение Иисуса Христа и Апостолов. Говоря о неизвестности дня Своего второго пришествия, Господь призывал Своих учеников, с одной стороны, к непрерывному бодрствованию (Мф.24:42 и паралл.), с другой – к твёрдой вере в парусию Господню, ибо Господь, хотя и медлит, но непременно придёт (Мф.24:35; ср. Мф.24:13). В то же время Господь указал на определённые признаки Своего второго пришествия²². Вполне естественно, что при своеобразном освещении событий с точки зрения эсхатологического учения Господа легко было от неизвестности времени пришествия Господня и увещаний к постоянной бдительности прийти к мысли о близости пришествия Господа, а при высоте и напряжённости настроений и переживаний, свойственных первохриcтианству, – даже к его непосредственной близости. Так же, как Господь, учили о времени второго пришествия и апостолы и, в частности, Ап. Павел, может быть сам же делавший некоторые сближения перед Фессалоникийскими христианами (2Фес.2:5–6). По крайней мере, известно, что последние, на основании проповеди своих пророков, а также устных и письменных известий, исходивших от окружавших ап. Павла лиц, пришли к выводу, что «день Господень настоит», т. е. наступает в непосредственной близости (2Фес.2:2). Эсхатологическое учение Иисуса. Христа и апостолов, пришедших «не разорить закон или пророков, а исполнить» (πληρῶσαι – Мф.5:17; ср. Рим.3:31; 10:4 и др.), велось на ветхозаветной основе. Сам Иисус Христос в Своей пророческой речи о разрушении Иерусалима и храма ссылался на Даниила (Мф.24:15 и паралл.). И ап. Павел в Фессалоникийской синагоге говорил с иудеями «из Писаний, открывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мёртвых» и доказывая им, что обетованный в Ветхом Завете Мессия – Христос и есть Тот Самый Иисус, Которого проповедует Павел (Деян.17:2–3). Таким образом, мы можем установить следующий тезис, что почвой, породившей парусийные ожидания в первохристианстве, было эсхатологические учение Иисуса Христа и Апостолов, развитое на ветхозаветной основе. Для нас теперь важно уяснить, были ли в Ветхом Завете, в ветхозаветных созерцаниях и представлениях, такие условия, которые помогли бы созданию в первохристианстве напряжённой веры в близость второго пришествия Господня? Мы имеем основания ответить на этот вопрос утвердительно.

Ветхозаветная идеология группируется главным образом около двух пунктов. С одной стороны содержанием Ветхого Завета являются общие религиозные идеи, касающиеся отношений Бога к миру и человеку вообще, с другой стороны Ветхий Завет проникнут идеями теократическими. Эти последние, касаются отношений Бога к Своему избранному народу и образуют собственно главный центр, вокруг которого группируются все остальные. Бог избрал народ Израильский в Свою собственность и даровал ему закон, в исполнении коего вся жизнь и всё благополучие Израиля. Когда Израиль будет исполнять закон, тогда он будет благоденствовать. Жизненный опыт, однако, свидетельствовал, что до этого благоденствия далеко. Отсюда – надежда Израиля на лучшее будущее. И чем хуже и безнадёжнее было настоящее положение Израильского народа, тем напряжённее становилась его надежда на будущее. Вот почему ожидания лучшего будущего стали в Израиле особенно интенсивны со времени плена Вавилонского. Своей наибольшей остроты и напряжённости они достигли в век рождения Спасителя мира. Для нашего вопроса важно отметить, что у ветхозаветных пророков мы находим обе указанные идеи. С одной стороны их одушевляет твёрдая надежда, что владычество Бога проникнет в определённое Богом время весь космос. Целью явления Мессии будет именно устроение всемирного и вечного царства (Ис.60; Дан.7:13–14), в состав которого войдут не только иудеи, но и язычники (Зах.9:10; Ис.60:3, 10:14). С другой стороны пророки, как лучшие сыны своего времени и своего народа, в своих созерцаниях запечатлели национально-израильские чаяния своего времени. Тут они явились наилучшими выразителями теократического идеала Израиля. Эти национально-израильские чаяния нашли себе яркое выражение в ожидании «дня Господня», «дня Иеговы», «дня отмщения», когда Бог Израиля откроется, как Спаситель избранного народа и Судия врагов этого народа – язычников (Иер.30:7–9; ср. Ис.2:12; 34:8; 61:2; 63:4). Время унижения народа избранного окончится, враги его будут уничтожены. Господь заключит с Израилем новый завет (Иер.30:7–9, 18; 31:1, 33 и след.; Ис.2:12; 34:8; 61:2; Иез.34:20, 24; 43:7; 48:35; Соф.1:14–18; 3:16:17). Это случится с воцарением в Израиле мудрого и могущественного Царя из дома Давидова (Ис.9:6 и след.; Ис.11:1 и след.; Ос.3:5; Иер.23:5 и след.; Иез.34:23 и след.; Иез.37:24 и след.), когда среди Израиля исчезнет грех и воцарится правда (Ис.1:27; 4:2), когда преобразятся злые инстинкты животных и обновится внешняя природа (Ис.11:6 сл.: Ис.65:20, 25; Зах.8:4), даже будет уничтожена смерть (Ис.25:8; Ос.13:14; ср. 1Кор.15:54–55). Тогда наступит для Израиля полное блаженство. (Ис.25:9). Время это близко. «Ибо близок день Господень на все народы» (Авд.1:15). «Трубите трубою на Сионе и бейте тревогу на святой горе Моей: да трепещут все жители земли, ибо наступает день Господень, ибо он близок» – взывает пророк Иоиль (2:1; ср. Иоиль.1:15, 3:14). «Близок великий день Господу, близок – и очень поспешает: уже слышен голос дня Господня» – говорит пр. Софония (Соф.1:14; ср. Соф.3:8; ср. Мал.3:1:2). «Рыдайте, ибо день Господень близок» – восклицает пр. Исаия (Ис.13:6 и сл., Ис.13:9). «Ибо день мщения – в сердце Моём, и год Моих искупленных настал» (Ис.63:4). У Даниила время явления Мессии определяется точным обозначением числа лет, которые должны пройти от Даниила до Христа (Дан.9:24–27).

Так как понятие близости очень широкое, то у пророков мы находим указание на определённые знамения, какие будут предшествовать явлению Мессии. Прежде всего, сам характер жизни перед явлением Мессии будет служить признаком Его близкого пришествия. Время перед явлением Мессии будет временем особенного нравственного развращения людей (Ис.53:6). Пр. Даниил называет это время «тяжким» (Дан.12:1–3). Кроме этого, на небе произойдут невиданные астральные перевороты: «И покажу знамения на небе и на земле; кровь и огонь, и столпы дыма. Солнце превратится во тьму и луна – в кровь прежде, нежели наступит день Господень, великий и страшный» (Иоил.2:30:31). «Близок день Господень к долине суда! Солнце и луна померкнут и звёзды потеряют блеск свой» (Иоиль.3:14, 15; ср. Ис.13:10, 13; 24:23; 34:4; Иез.32:7; ср. Мф.24:29; Мк.13:24; Лк.21:25; 2Пет.3:10). Наконец, непосредственно перед пришествием Мессии явится великий пророк, который приготовит путь Господу (Мал.4:5–6).

Такова в кратких чертах ветхозаветно-пророческая мессиология и эсхатология. Какое же значение эта ветхозаветная мессианская надежда могла оказать на первохристианскую веру в близость парусии? Ответ на этот вопрос стоит в связи с той средой, из которой вышли и в какой жили первые христиане и которая оказывала сильное воздействие на их мысли и переживания.

II

Средой этой были с одной стороны – иудейские эсхатологические воззрения, нашедшие себе яркое выражение в иудейских апокалипсисах, с другой – те настроения и томления, какие присущи были тогдашнему греко-римскому язычеству, а также и общие – политические и общественные – обстоятельства жизни того времени.

В нашу задачу не входит изложение мессианских ожиданий и верований иудеев около времён Иисуса Христа²³. Нам важно только установить, что теократическая идея об освобождении и спасении Израиля вследствие потери им политической самостоятельности получила полное и яркое выражение в напряжённой вере в близкое наступление Мессианских дней.

Вопрос о времени и признаках пришествия Мессии был самым жгучим вопросом для иудейства в послепленный период. Насколько он интересовал иудеев, видно, например, из 3-й книги Ездры, написанный ещё до разрушения Иерусалима римлянами, где «все мысли и интересы её автора сосредоточены исключительно на вопросе о том, когда наступит конец бедствиям Израиля, и какие знамения будут предшествовать наступлению дня Господня»²⁴. Сознавая невозможность ответить на этот вопрос с полной определённостью (3Ездр.4:33–35; ср. 3Ездр.13:52: Еноха 18:16), иудеи со времени маккавейских войн были проникнуты тем общим убеждением, что «дни Мессии и непосредственно следующая за ними кончина настоящего века наступят в самом ближайшем будущем»²⁵. Автор 3-й книги Ездры говорит: «Быстро спешит век сей к своему исходу… Скоро придёт Судия… Суд Божий ныне приближается» (3Ездр.4:26; 8:18, 61; ср. 3Ездр.5:41 и др.). Он надеется лично дожить до явления Мессии, что видно как из его вопроса, обращённого к ангелу: «думаешь ли ты, что я доживу до этих дней?» (3Ездр.4:51), так и из условного замечания ангела: «если Всевышний даст тебе дожить» до последних дней (3Ездр.5:4). Автор подробно перечисляет признаки и знамения последних дней (глл. 7–9). С большей, определённостью вера в близость наступления царства Мессии выражается в третьей Сивиллиной книге, написанной в последней половине второго века до P.X. Автор этой книги считает годы правления современного ему египетского царя Птоломея Фискона (170–117) завершением истории жизни настоящего века. В царствование этого египетского царя, седьмого по числу, «из Азии выйдет могущественный завоеватель, – пылкий орёл (Антиох Епифан), который наполнит всю страну войсками, разрушит египетское царство и расхитит его сокровища»²⁶, и тогда бедствия людей достигнут высшей степени. «После страшных жестокостей этого кровожадного царя Бог даст людям великий мир, а земля будет в изобилии доставлять благословенные плоды (III, 611–623)»²⁷. Во времена Иисуса Христа вера в близость явления Мессии была общим достоянием не только еврейских книжников, но и всей народной массы, как это мы видим из евангелий. Об этом мы уже говорили²⁸. Чем же объяснить необычайное оживление Мессианских ожиданий перед явлением Иисусу Христа ну землю?

Одной из основных причин такого наряжённого ожидания Мессии в конце ветхозаветной истории было убеждение иудейских книжников в том, что предсказанные пророками признаки пришествия Мессии – главным образом завершение семидесяти седьмин Даниила и выступление четвёртой монархии – всё более и более приближаются к исполнению. Во всех апокрифах, появившихся около времён Иисуса Христа, определённо выражается убеждение, что Мессия явится в самом ближайшем будущем. Исходным пунктом в определении времени явления Мессии было для иудейских апокалипсисов пророчество Даниила о семидесяти седьминах (Дан.9:24–27). «Так, в книге Еноха (89:59–90:14) вся история иудеев от вавилонского плена до явления Мессии символически изображается как период правления 70-ти пастырей… Правление каждого пастыря должно продолжаться, по мысли автора, как можно догадываться, семь лет, так что общая продолжительность правления всех пастырей обнимает 70 седьмин. Счёт этих семидесяти седьмин в книге Еноха начинается с вавилонского плена и именно – приблизительно с 589 года. Так как по истечении этого периода правления семидесяти пастырей тотчас начинается суд над языческими народами, т. е. время Мессии (90:15 и далее), то, следовательно, по ожиданию автора книги Еноха, пришествие Мессии или, по крайней мере, отмщение язычникам должно падать приблизительно на 490-й год от начала вавилонского плена, т. е. по принятому летосчислению приблизительно на 100-й год до Р.Хр.»²⁹. Влияние Даниила сказывается и в другом видении Еноха о десяти седьминах (93 и 91 глл.). Здесь автор книги делит всю мировую историю на 10 седьмин, составляющих 70 апокалипсических лет. «Первые семь седьмин обнимают собою протёкший период истории народа Божия от начала мира до времён жизни автора книги Еноха (93, 3–10): на восьмую же седьмину, очевидно, падают времена Мессии, а также события и знамения, предшествующие его явлению (91, 12–13)… Если седьмину книги Еноха считать в 700 лет, а седьмую часть её или апокалипсический день в 100 лет, то по книге Еноха жизнь настоящего века, обнимающего собой восемь седьмин, будет иметь продолжительность в 5600 лет, к которым может быть нужно прибавить несколько лет от девятой седьмины, так как на конец восьмой седьмины падает только начало или открытие мессианского царства; остальное же время из всех 10 седьмин относится к жизни будущего века; следовательно, и по книге Еноха настоящий век должен продлиться около 6000 лет, за которыми последует седьмая тысяча, служащая подготовлением к вечности»³⁰. Отсюда видно, что «составители иудейских апокалипсисов предугадывали истинный смысл Даниилова пророчества о седьминах и на основании его довольно правильно определяли время явления Мессии»³¹. Точно также и видение пр. Даниила о смене четырёх мировых монархий (2 гл.) послужило автору 3 кн. Ездры основой для определения времени наступления дней Мессии (3Ездр.12:11). Под трёхглавым орлом с 12 крыльями, о котором говорится в апокалипсисе псевдо-Ездры, разумеется четвёртая монархия Даниила. Что это так, ясно из самой кн. Ездры: «орёл, которого ты (Ездра) видел восходящим от моря, есть царство, показанное в видении Даниилу, брату твоему; но ему не было изъяснено то, что ныне Я изъясню тебе» (3Ездр.12:11–12). Основываясь на общем описании периода царствования орла, учёные заключают, что псевдо-Ездра говорит в своём видении о времени римского владычества. Черты, которыми описывается последнее царство, скорее всего, действительно, могут относиться к римскому владычеству: «оно победило всех прежде бывших, и держало век в большом трепете и всю вселенную – в лютом угнетении и с тягостнейшим утеснением подвластных, и столь долгое время обитало на земле с коварством. Ты (орёл, т. е. четвёртое царство) судил землю не по правде; ты утеснял кротких, обижал миролюбивых, любил лжецов, разорял жилища тех, которые приносили пользу, и разрушал стены тех, которые не делали тебе вреда. Поэтому исчезни ты, орёл, со страшными крыльями твоими, со злыми головами твоими, с жестокими когтями твоими и со всем негодным телом твоим, чтоб отдохнула вся земля и освободилась от твоего насилия и надеялась на суд и милосердие своего Создателя»(3Ездр.11:40–46). Итак, автор 3 кн. Ездры ожидал явления Мессии после погибели римского царства.

Не имея возможности ответить с полной определённостью на вопрос о времени пришествия Мессии, авторы апокрифических произведений думали заменить ответ на этот вопрос подробным описанием знамений и признаков, которые должны предварить явление Мессии. При этом не делалось различия между явлением Мессии и кончиной мира, потому что оба эти события мыслились связанными хронологически. Для нашего вопроса важно отметить, что признаки пришествия Мессии и непосредственно связанного с ним конца мира, кратко указанные в священных книгах Ветхого Завета и с особенной подробностью развитые в иудейской апокалиптике, по общему сознанию современного Христу иудейства, получали своё осуществление.

Какие же это признаки и знамения, имеющие предшествовать, по верованию иудеев, явлению Мессии и концу мира? Эти знамения будут происходить как в духовной жизни людей, так и во всей физической природе. Это будет время духовного обнищания людей. Мудрость не найдёт себе места на земле и возвратится на небо (Кн. Еноха 42 гл.; ср. 99, 8. 9). Автор 3-й книги Ездры говорит, что пред концом настоящего века «сокроется ум, и разум удалится в своё хранилище; многие будут искать его, но не найдут, и умножится на земле неправда и невоздержание» (по эфиопскому переводу – «неправда и безумие (stultitia)»³² 3Ездр.5:9–10; ср. Откр. Варуху 48:33:36). Потеря мудрости выразится в забвении людьми правильного исчисления дней года, новолуний и годовых праздников (Енох. 82:4, 5–6; ср. Кн. Юбил. 6 гл.), в отвержении Божественного закона (Юбил. 23 гл.; Откр. Вар. 48:40; Sota IX, 15), в широком нравственном развращении людей (Юбил. 1 и 23 гл.), в забвении религиозных обязанностей (Ен. 80, 7; 99, 7. 9; Юбил. 1. 23; Пс.1:8; 2:3; 8:12–13), в крайней греховности и нарушении основных нравственных заповедей (3Ездр.6:24; Юбил. 23; Ен. 100:2; Пс.2:14–15; 8:10–11)³³. С этими бедствиями в духовно-нравственной природе людей иудеи связывали разного рода и физические бедствия. В природе всё придёт в смятение и расстройство. Засеянные поля погибнут, источники иссякнут (4Ездр.6:18–28). Люди будут гибнуть от голода, землетрясений, моровой язвы (Откр. Вар. 27 и 70, 2–8; 3Ездр.6:24; 9:1–12–13, 29–31; Мишна, Сота IX, 15; Сив. III, 489–572: Юбил. 23; ср. Мф.24:7–12, 21; Мк.13:19; Лк.21:23; 1Кор.7:26; 2Тим.3:1). Голод достигнет таких ужасных размеров, что люди будут есть человеческое мясо. За голодом последуют нищета и болезни. Кроме того, среди народов будут происходить страшные и кровопролитные войны (Енох. 90 и 100; 3Ездр. 6:24; Откр. Вар. 48 и 70). Псевдо-Енох усматривает в этих бедствиях не только наказание людей за нечестие, но и как бы свидетельство самой природы против грешников: «Ангелы на небе, – говорит он, – будут расспрашивать у солнца, луны к звёзд о ваших делах и грехах, ибо вы совершаете на земле суд над праведными. И Он выставит свидетелями против вас каждую тучу, и облако, и росу, и дождь, ибо они задерживаются из-за ваших грехов. И теперь дайте дары дождю, чтобы он не был задержан от падения на землю; пусть и роса получит от вас золото и серебро» (Енох. 100, 10–13). О подобных бедствиях, как признаках пришествия Мессии, говорится и в Талмуде. В раввинской догматике развито было особое учение о «горях Мессианских» חֶבְלֵי הַמׇּשִׁיחַ, под именем чего разумеются все испытания и бедствия, имеющие постигнуть как иудеев, так и язычников пред явлением Мессии³⁴.

Кроме перечисленных духовных и физических бедствий перед явлением Мессии и концом мира будут наблюдаться, по верованию иудеев, и другие необычайные и чудесные знамения: солнце и луна померкнут, на небе, будут видимы мечи, на облаках будут видны шествия пехоты и конницы, из деревьев потечёт кровь, камни заговорят, вода сделается солёной. Подробнее всего об этих знамениях говорится в 3-й книге Ездры, в Вознесении Моисея и Сивиллиных книгах. «Если Всевышний, – говорит ангел Ездре, даст тебе дожить, то увидишь, что после третьей трубы внезапно воссияет среди ночи солнце и луна трижды в день; и с дерева будет капать кровь, камень даст голос свой, и народы поколеблются… Море Содомское извергнет рыб, будет издавать ночью голос, неведомый для многих; однако же все услышат голос его. Будет смятение во многих местах, часто будет посылаем с неба огонь, дикие звери переменят свои места, и нечистые женщины будут рождать чудовищ; сладкие воды сделаются солёными» (3Ездр.5:4–9). «Тогда, – говорится в Вознесении Моисея, – поколеблется земля и потрясётся до своих пределов, и высокие горы понизятся и поколеблются, и долины, окружённые холмами, падут; солнце не даст света и обратится во тьму; рога лун обломятся, и вся она обратится в кровь, и звёздный круг придёт в смятение; и море уйдёт в бездну, и источники вод иссякнут, и реки иссохнут» (10, 4–6)³⁵. Автор третьей Сивиллиной книги, обращаясь, по-видимому, к Иерусалиму, говорит: «я открою тебе те знамения, по которым ты может узнать, когда совершится конец всего на земле; на звёздном небе ночью будут видимы к западу и к северу мечи; с неба внезапно опустится на всю землю пыль; блеск солнца во время самого движения по небу померкнет, и будут видимы сияющие лучи луны, которые достигнут до земли; и капли крови, истекающие из скал, будут служить знамением; а в облаке вы увидите как бы в тумане битву пеших и всадников; так положит конец войне Бог, живущий на небе»³⁶ (III, 795–806; ср. 652–697; ср. 2Макк.5:2–3; Иосиф Флавий, Иуд.война VI, 5, 3; Тацит, Ист. V, 13).

Вера в необычайные знамения при наступлении мессианских времён и конце настоящего мира, широко распространённая среди иудеев, была под их влиянием присуща и язычникам в форме ожидания ими какой-то мировой катастрофы. Начало христианства в Европе «совпало со знаменательным моментом всеобщего ожидания язычниками скорого конца мира или, по крайней мере, какой-то ужасной мировой катастрофы»³⁷. В греко-римском языческом мире в это время были сильно распространены суеверия и, в частности, вера в приметы и предзнаменования. И вот «казалось, что ещё никогда не было такого множества ужасных и мрачных предзнаменований, как именно в то время, когда св. ап. Павел впервые вступил на европейский материк с проповедью евангелия»³⁸. Политические события были печальны и знаменательны. Империей правил подозрительный и престарелый Клавдий. «Господство при дворе жестокой Агриппины, усыновление Нерона, преемственная смерть пяти высших государственных чиновников и другие не менее печальные политические события всеми считались за очевидный знак грядущего гнева богов»³⁹. Клавдия на престоле сменил Нерон. Его царствование носило какой-то кошмарный характер. «Его сумасбродство, его Золотой Дом, его бессмысленное искусство, его колоссальные статуи, портреты вышиной более ста футов» сводили с ума весь мир⁴⁰. Со смертью Нерона успокоения не наступило. Тут начался период междоусобных войн и восстаний в провинциях. «Борьбу в Галлии между легионами Виндекса и Вергиния была ужасна; Галилея была театром беспримерного истребления; война Корвулона у парфян была так же чрезвычайно смертоносна»⁴¹. Империя переживала тяжёлый кризис. Это порождало состояние ужаса, в котором находились умы. Такое мрачное состояние умов поддерживалось ещё более страшными явлениями природы, имевшими характер бедствия или бичу Божия. Природа вторила политическим ужасам. В эти годы в изобилии наблюдались «кометы, затмения, ложные солнца, северные сияния, в которых различали венцы, мечи, кровавые полосы: тучи с пластическими формами, в которых рисовались битвы; фантастические животные… Только и речи было, что о кровавом дожде, о поразительных эффектах молнии, о реках, изменявших своё течение в обратном направлении, о ручьях, окрашенных кровью»⁴². Всё это суеверными умами истолковывалось в том смысле, что мир накануне чего-то необычайного. И замечательно, что вера в знамения времени была всеобщей. Такие серьёзные историки, как Светоний, Дион Кассий (LXI, 16; LXV, 1 и др.), – и те придавали значение знамениям. И только очень немногие просвещённые люди (Тацит, Гальба, Веспасиан) понимали несостоятельность этой веры⁴³. К небесным знамениям прибавились земные бедствия: голод, чума, землетрясения. «В 68 г. в Риме не хватило хлеба, доставляемого из Александрии. В начале марта 69 г. произошло опустошительное наводнение Тибра. Бедствие было ужасное. Внезапный разлив моря покрыл трауром Ликию. В 65 г. Рим посетила ужаснейшая чума; в течение весны от неё погибло 30.000 человек. В том же году весь мир заговорил о страшном пожаре в Лионе, а Кампания была опустошена ураганами и вихрями, причём бедствие захватило всю страну вплоть до ворот города Рима. Казалось, что все законы природы нарушены; страшные бури свирепствовали и наводили ужас повсеместно.

Но более всего производили впечатление землетрясения. Земной шар переживал потрясения, параллельные тем, какие происходили в мире духовном; казалось, и земля, и человечество одновременно заболели горячкой… Никогда землетрясения не повторялись так часто, как в 1 веке»⁴⁴. И они происходили не в одной Италии, а и по всему восточному побережью Средиземного моря.

Всё это, вместе взятое, порождало чрезвычайно мрачное настроение. Тяжёлые события окружающей действительности рассматривались суеверными язычниками как несомненные признаки приближающейся мировой катастрофы. Соприкосновение с иудеями вывело язычников из состояния неопределённых ожиданий. Имя этой катастрофе на языке иудейском было – Мессианские дни, наступление Мессианского царства и непосредственно следующего за ним конца мира. В христианстве эти ожидания вылились в совершенно определённую форму ожидания второго пришествия Господня. Политические неурядицы и волнения, и физические расстройства были для всех христиан – как для христиан из иудеев, так и для христиан из язычников, привнёсших в христианство свои прежние воззрения, – как бы живым комментарием к словам Иисуса Христа: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь: ибо надлежит всему тому быть; но это ещё не конец, ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам. Всё же это – начало болезней» (Мф.24:6–8).

Итак, время явления Мессии и непосредственно связанного с ним конца мира, вычисленное иудейскими книжниками на основании главным образом пророчеств Даниила, настало. Признаки мессианских дней были налицо. Общая атмосфера как иудейства, так и язычества, была пропитана ожиданием чего-то необычайного, Мессианских дней – по иудейским представлениям, ужасной мировой катастрофы – по представлениям языческим.

Необычайному развитию Мессианских чаяний в иудействе кроме указанной причины – наступления времени явления Мессии ввиду наличности признаков, имеющих предшествовать Его явлению, – способствовало ещё политическое положение Израиля в послепленный период. Народ иудейский, привыкший считать себя особенным избранником Божиим, не мог помириться с иноземным владычеством. Примечательно, что особенное оживление мессианских и эсхатологических чаяний в иудействе начинается именно со времени плена вавилонского, когда Израильский народ потерял свою политическую самостоятельность и независимость. С этого же времени начинается размножение среди иудеев особой, так называемой апокалиптической, литературы, в которой речь идёт о последней судьбе мира и человека и о царстве Мессии, и которая «сделалась у иудеев около времён Иисуса Христа излюбленной формой литературных произведений»⁴⁵. К тяжёлому политическому положению Израиля надо присоединить и начавшийся нравственный упадок Израиля. В период персидского владычества он выражается в невежестве иудеев в законе, в недозволенных браках с иноплеменницами, против чего так энергично боролись Ездра и Неемия. В следующий затем период македонского и египетского владычества нравственные недостатки Израиля, заставлявшие лучших его представителей мечтать о светлом будущем, сказывались с не меньшей силой. Иудеи продолжали равнодушно и даже легкомысленно относиться к своим религиозным обязанностям. Охлаждение иудеев к своему отечеству и заветам своих отцов выразилось особенно в том, что многие из них в видах наживы переселялись из Палестины в Египет и города Ливии, где занимались торговлей и промыслами. В это же время у иудеев появилось тяготение к эллинизму, перешедшее в увлечение им в период сирийского владычества. Ещё до начала гонений при Антиохе Епифане, при его воцарении, «сыны беззаконные из Израиля убеждали многих, говоря: пойдём и заключим союз с народами, окружающими нас. Некоторые из народа изъявили желание и отправились к царю, и он дал им право исполнять установления языческие. Они построили в Иерусалиме училище по обычаю языческому, и установили у себя необрезание, и отступили от святого завета и соединились с язычниками, и продались, чтобы делать зло» (1Макк. 1:11–15). В виду такого нравственного распада в Израиле ревнители веры и закона обращались с пламенной молитвой к Богу о спасении своего народа и искали утешения в мысли о близком наступлении Мессианского царства и связанного с ним суда над миром и конца мира. Об этом свидетельствует неканоническая книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, написанная в конце египетского владычества. Автор этой книги выражает твёрдую уверенность в близком наступлении «дня посещения Божия» (Сир.5:10) и «времени отмщения» (Сир.5:9, 18:24). Наибольшую живость и напряжённость мессианские и эсхатологические верования иудеев получили в период сирийского владычества, при Антиохе Епифане. Этот безумный сирийский царь запретил евреям исповедовать свою религию, захотел уничтожить их священные книги, с беспощадной жестокостью принуждал их придерживаться языческих обычаев, осквернил храм, посвятив его Зевсу Олимпийскому, и даже воздвиг в нём языческий жертвенник (1Макк.1:54, 59; Иосиф, Древн. XII, 5:4). Мрачную картину бедственного положения иудеев во время гонений от Антиоха Епифана подробно рисует автор 1-й Маккавейской книги: «Великий плач был в Израиле, во всех местах его. Стенали начальники и старейшины, изнемогли девы и юноши… (Враги) проливали неповинную кровь вокруг святилища и оскверняли святилище. Жители Иерусалима разбежались ради них, и он сделался жилищем чужих и стал чужим для своего рода, и дети его оставили его. Святилище его запустело, как пустыня, праздники его обратились в плач, субботы его – в поношение, честь его – в уничижение… Царь Антиох написал всему царству своему, чтобы все были одним народом, и чтобы каждый оставил свой закон. И согласились все народы по слову царя. И многие из Израиля приняли идолослужение его и принесли жертвы идолам, и осквернили субботу. Царь послал через вестников грамоты в Иерусалим и в города Иудейские, чтобы они следовали узаконениям, чужим для сей земли, и чтобы не допускались всесожжения и жертвоприношения и возлияние в святилище, чтобы ругались над субботами и праздниками, и оскверняли святилище и святых, чтобы строили жертвенники, храмы и капища идольские, и приносили в жертву свиные мяса и скотов нечистых, и оставляли сыновей своих необрезанными и оскверняли души их всякой нечистотой и мерзостью для того, чтобы забыли закон и изменили все постановления» (1Макк.1:25–26, 37–39, 41–49). Эту печальную картину дополняет автор 2-й Маккавейской книги: «Тяжело и невыносимо было для народа наступившее бедствие. Храм наполнился любодейством и бесчинием от язычников, которые, обращаясь с блудницами, смешивались с женщинами в самых священных притворах и вносили внутрь вещи недозволенные. И жертвенник наполнился непотребными, запрещёнными законом вещами. Нельзя было ни хранить субботы, ни соблюдать отеческих праздников, ни даже называться иудеем» (2Макк.6:3–6). Таким образом, Антиох оскорблял самые священные верования и чувствования иудеев. И переживать такие гонения для благочестивых иудеев было тем тяжелее и грустнее, что попытки Антиоха эллинизировать иудейский народ не оставались безуспешными. Слабоверные иудеи уступали требованиям Антиоха, этого, по выражению автора 1-й Маккавейской книги, «корня греху» (1Макк.1:10), и, принимая языческие обычаи и религию, переходили на сторону врагов своего народа. Даже в Иерусалиме образовалась сильная партия эллинофилов. Антиох нашёл здесь поддержку своим нечестивым намерениям со стороны двух изменивших своей родине первосвященников – Иасона и Менелая, которые превзошли друг друга в подкупах и осквернении священной должности помазанника Божия. Первосвященник Иасон, кроме того, построил в виду храма греческую гимназию, иудеи и даже священники оставляли храмовое богослужение и жертвоприношения ради посещения палестры⁴⁶, где происходили гимнастические упражнения и игры, а следы обрезания старались уничтожать искусственным образом (2Макк.4:10–20).

Вполне понятно отсюда, что время Антиоха Епифана было самым благоприятным для развития и оживления мессианских чаяний. Тяжёлое политическое положение Израиля и его нравственно-религиозное падение, естественно, возгревало надежду на то, что тяжёлое время должно же, наконец, окончиться. Евреи хорошо знали, что самые мрачные времена в течение всей еврейской истории сменялись событиями, которые были ещё более радостны, чем какие-либо прежние. Тяжёлый египетский плен сменился торжеством Израиля и гибелью его врагов в пучине морской со всей их гордостью и могуществом. Потом и вавилонское царство превратилось в прах, а Израиль опять пустил корни и начал новое существование. Наконец, Иуда Маккавей избавил евреев от тяжкого ига сирийского. Вот почему угнетённое состояние еврейского народа не могло уничтожить его светлых надежд. Напротив, чем тяжелее было настоящее положение Израиля, тем напряжённее становилась среди его лучших сынов вера в близкое освобождение, в близость Мессианского царства. Все еврейские пророки заповедовали евреям ожидать и надеяться. Все изречения пророков о тяжёлом прошедшем исполнились. Должны исполниться и их предсказания относительно славного будущего Израиля, которое наступит с пришествием Мессии. Эта самая вера в близкое избавление Израиля и близкое открытие Мессианского царства служила сокровенным стимулом как к маккавейскому восстанию, так и к тем многочисленным возмущениям, какие имели место в последние десятилетия политического существования Иудеи, – в период римского владычества.

Итак, ко времени рождения Спасителя вера в близость пришествия Мессии и непосредственно связанного с ним конца мира была общераспространённой в иудействе. Тяжёлое настоящее ежедневно и ежечасно давало благочестивым иудеям повод, думать о лучшем будущем и страстно и напряжённо ожидать пришествия Мессии. Это было «обетование», на исполнение которого надеялись «двенадцать колен, усердно служа Богу день и ночь» (Деян.26:7). Для нашего вопроса неважно, что у большинства иудеев эта вера в близость Мессианских дней получила земную, политическую, ярко чувственную окраску. Для нас существенно важно то, что иудейство напряжённо ждало Мессию. И когда Он явился, лучшие представители Израиля увидели в Нём Того, о Ком предсказывали пророки (Ин.1:41:45), нашли в Нём утеху Израилеву и могли с радостью сходить в могилу (Лк.2:25, 29–32). Но тех, кто не сошёл в могилу, ожидало тяжёлое испытание. Мессия, Сын Божий, Царь Израилев учил, создал большое движение, но потом был схвачен иудеями, позорно распят на кресте, потом Он воскрес, и, наконец, вознёсся на небо. Ученики и верующие остались одни. Как должны были реагировать они на уход от них Учителя? Христианство преобразило их сердца и изменило их воззрения, но оно не исторгло совершенно их старых упований, а только их преобразило и одухотворило. Вполне естественно отсюда, что свои старые надежды на скорое открытие Мессианского царства они привнесли и в христианство. Но Христос ожидаемого ими царства не открыл, хотя они с нетерпением этого ждали. Их общим вопросом был вопрос: «не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» (Деян.1:6). Когда же это будет? Спаситель ответил: «несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во своей власти» (Деян.1:7). Но их пытливость таким ответом не была удовлетворена. И в самом учении Спасителя о признаках Его второго пришествия они нашли опору для своей веры в близость Его явления. Окружающее было безотрадно. Политическое положение Израиля по-прежнему было тяжёлое. Римская власть в лице цезарей и их прокураторов не меньше Антиоха Епифана оскорбляла заветные святыни Израиля. Вблизи храма была выстроена военная башня для наблюдения за порядками на храмовом дворе во время богослужения. Римские знамёна ежеминутно напоминали еврею об его политической зависимости. А один император (Калигула) покушался даже в Иерусалимском святилище поставить свою статую. Правоверный иудей всюду был оскорбляем в своих упованиях. Горючего материала накопилось очень много. И это чувство находило себе выход в частых возмущениях против римлян. Но и иудей-христианин чувствовал всё это – и потерю политической самостоятельности своего народа, и оскорбление его национальной святыни – не менее сильно, чем иудей нехристианин. И если у последнего это недовольство выражалось в частых возмущениях против римлян, то у первого это недовольство сказалось иначе – возвышеннее, и благороднее: в напряжённом ожидании скорого второго пришествия Господа для основания Его славного царства. Если Христос не открыл Своего царства в первое пришествие, Он сделает это во второе пришествие. Так исторически сложившиеся иудейские ожидания скорого открытия Мессианского царства, вошедшие в плоть и кровь иудеев, в христианстве незаметно и естественно трансформировались в ожидание близкого второго пришествия Христова. Были различны объекты этой веры, но её сила была одинакова и взаимоотношение объектов очевидно. Надо иметь в виду ещё и то, что образование этой веры в близость парусии Господней у христиан из иудеев облегчалось ещё учением Самого Иисуса Христа о внутреннем Его воцарении или Его духовном пришествии (Лк.17:21: «не придёт царствие Божие приметным образом… Ибо вот царствие Божие внутрь вас есть»). Это учение Господа о внутреннем царстве могло быть истолковано Его учениками в смысле непосредственной близости откровения внешнего, славного царства Христова. Такое перетолкование возможно ввиду имевшего место и вполне понятного несовершенного восприятия верующими учения Христа. Если к представлениям ветхозаветных праведников примешивалась некоторая доля земных и политических ожиданий, что мы видим в их крепкой надежде на скорое освобождение народа иудейского от чужеземного ига, на скорое восстановление царства Израилева (Лк.1:71, 74; Мф.20:21 и далее; Деян.1:6), – то становится понятным и естественным и несовершенное восприятие учения Христа Его апостолами, учениками и верующими. Вполне понятно, что к учению Спасителя ученики Его примешивали те национальные надежды, с какими они успели крепко соединиться в иудействе. Отсюда вера в близость парусии у христиан из иудеев. Она развилась на почве эсхатологического учения Спасителя и была отголоском исторически сложившихся иудейских надежд на политическое избавление Израиля и скорое открытие Мессианского царства, живших в христианах из иудеев не меньше, чем у иудеев вообще, и усилившихся у них в особенности после крестной смерти Господа и Его вознесения, когда присоединившееся сюда чувство их сиротливости усилило веру в Его скорое возвращение. С этой точки зрения особую выразительность для христиан получали слова Господа: «Вмале и ктому не видите Мене: и паки вмале, и узрите Мя» (Ин.16:16). У христиан из язычников веру в близость второго пришествия Господа подготовило общее настроение современного Христу греко-римского языческого мира и политические обстоятельства жизни того времени. Указанные Спасителем признаки Его второго пришествия как раз совпадали с тем, что происходило вокруг. Христиане сделали известные сопоставления. Отсюда и явилась у них напряжённая вера в близость второго пришествия Господа. Второе послание св. Ап. Павла к Фессалоникийцам свидетельствует, что сопоставления эти, действительно, были сделаны и произвели в общине большое смущение. Но сопоставления эти были ложны, что и побудило Апостола написать послание и выступить с опровержением мнения о непосредственном наступлении дня Господня.

III

Мы видим, что в идеологии среды, в которой появилась вера в близость парусии, было много данных для её распространения. Теперь вопрос в том, что собственно послужило толчком к этой вере, к перенесению интересов с этой жизни в мир потусторонний? Так мы подошли к новому фактору, самому главному, действовавшему в создании первохристианской веры в близость парусии. Этим фактором является тот религиозный перелом, какой в душе новообращённых произвело принятие ими христианства, то настроение, какое их после этого охватило. Время это было началом христианской церкви, для которой полагалась высокая задача – создание царства Божия. У верующих являлся вопрос, когда оно наступит. Ответ был неутешительный – «несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи в Своей власти» (Деян.1:7). Но внутреннее чувство подсказывало, что время это близко. Это было чувство людей, которые, по выражению св. Павла, «крестились в одно тело и пили одно и то же духовное питие» (1Кор.10:2:4). Царство Божие было в сердцах их, являясь для них своего рода idée fixe. Первые христиане всем своим существом переживали происходящую с ними перемену, вполне соответствующую началу того великого переворота, какой ожидался во всём мире. Внутреннее чувство подсказывало им, что живут они не во время изречения пророчеств, а в час их исполнения. Для этих людей покрывало с лица Моисея было снято во Христе и Христом. Это было чувство людей, интересующихся одним вопросом: «доколе, Господи?». И в ответ на этот вопрос их собственные страдания и их настроение свидетельствовали им, что Праведный Судия стоит при дверях, что Он не замедлит прийти. Это было чувство людей, которые, живя на земле, были далеки от неё, сознавая, что они живут на небе, уже находятся в царстве Божием, где и прошедшее, и будущее исчезало в вечности «нескончаемого блаженного» настоящего. Состояние первых христиан сравнивают с состоянием людей, которые внезапно обращаются к Евангелию. Такие люди, живя исключительно внутренней жизнью, равнодушны к окружающему. Когда другие заняты своими ежедневными делами, эти обращенцы чужды обычных забот, так как их стремления направлены всецело на мир потусторонний. Хотя они и живут во плоти, но они не принадлежат более настоящему веку лукавому (Гал.1:4). Хотя они и живут в этом мире, но сами они «не от мира сего» и пребывают в вечности (Ин.17:11, 14 и далее; Деян.26:18; Еф.2:2, 5 сл.; Кол.1:13; Флп.3:20; Евр.12:22 и далее). Такое настроение первых христиан, свойственное и теперь высоким верующим душам, хорошо изображено в пиетистической⁴⁷ песни:

«Es glänzet der Christen inwendiges Leben: Sie wandeln auf Erden und leben im Himmel».

Вот почему в Новом Завете благо-спасение изображается двояко: то, как настоящее, то, как будущее обладание. В первоапостольской церкви и у ап. Петра ударение более делается на будущем наследии спасения, у ап. Иоанна – более на настоящем его обладании. Σωτηρία, по первоапостольскому воззрению, достигается впервые во время второго пришествия Христа (Деян.2:21; 1Пет.1:5:9), но для σωζόμενοι спасение есть уже реальность, ощущаемая в настоящей жизни, потому что оно обеспечено для них Духом Божиим и их непосредственным общением со Христом (Деян.2:38; 1Пет.3:21). С другой стороны, Иоанновская ζωὴ αἰώνιος есть настоящее обладание (Ин.17:3), но эта вечная жизнь не переходит в какое-то имманентное⁴⁸ понятие, не мыслится реальностью, вполне пребывающей уже теперь, но реальностью, которая вполне осуществится только в будущем (Ин.5:28 и далее; Ин.6:40; 11:25; 1Ин.3:2). И у ап. Павла оправдание изображается также с двух сторон: оно получается верующими уже теперь, составляя настоящую и действительную основу христианской жизни (Рим.3:21 и далее; Рим.5:1; Гал.2:15 слл.), но всецело оно станет собственностью людей в будущем, во второе пришествие Христово. Также и сыновство и избавление есть для ап. Павла отчасти настоящая, отчасти будущая реальность (Гал.4:5; Еф.2:4; Рим.8:15; 3:24). И в учении о царстве Божием как у ап. Павла, так и у самого Иисуса Христа, есть эсхатологический элемент. Царство Божие – всеобщее и конечное – есть будущая реальность, осуществляемая вполне на небе (βασιλεία τῶν οὐρανῶν – ср. и Ин.18:36), но в то же время оно возможно и теперь (Лк.17:20; Мф.10:15).

Таково было настроение первых христиан. Они чувствовали в себе преизобильно благодать возрождения. Они нашли удовлетворение своим запросам. И больше им ничего не было нужно. Евангелие было для них концом истории, тогда как для нас оно является только началом нового миропорядка. «Новая влага широкой волной вливалась в измученные души и наполняла их восторгом абсолютного преображения, превращавшего все прежние отношения… Земная почва ускользала из-под ног… Будущее становилось предметом обладания в чистоте совести и в святости обновления… Духовное „присутствие“ Господа натурально и незаметно трансформируется в реальное Его „явление“ для упразднения всего временного и преходящего… Значит, первохристианская вера в близость парусии была прямым отзвуком глубокого перерождения первых христиан и с этой стороны служила добрым свидетельством энергичного воздействия благодати»⁴⁹. Однако, думается нам, недостаточно видеть причину первохристианской веры в близость парусии в одном догмате искупления. Мы должны допустить действие другого, внешнего фактора. Таким фактором было эсхатологическое учение Иисуса Христа и Апостолов, особенно ап. Павла. Пусть состояние первых христиан было подобно состоянию внезапно обращённых к Евангелию. Они, действительно, могли вместе с Апостолом восклицать: «Кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь всё новое“ (2Кор.5:17). Однако же нельзя категорически утверждать, чтобы их прошлое не предуготовляло настоящего. Нет, их прошлое – их верования, воззрения и идеалы – известным образом предуготовляло настоящее. Некоторой аналогией к появлению у первых христиан напряжённой веры в близость парусии может служить жизнь Савла в иудействе. Там всё служило целям Промысла, предуготовлявшего в фанатике иудее – Савле сосуд благодати – великого апостола Павла: и его рождение в университетском городе Тарсе, и его воспитание в иерусалимской раввинской академии у ног Гамалиила, и его косвенное участие в избиении св. Стефана. Обратившись в христианство, ап. Павел стал «новым творением». Но старое не исчезло совершенно. У апостола осталось хорошее эллинистическое образование и блестящая иудейско-раввинистическая подготовка. Содержание учения и мысли ап. Павла было совершенно новым, богооткровенным. Но оно в горниле ума Павлова впитало и уяснило и одухотворило все прежние духовные приобретения Савла. Старое прошло, в смысле принципов мысли и жизни. Явилось всё новое, в смысле богооткровенных комбинаций божеского и человеческого: Божественное воспринято было человеческим умом и изложено обыкновенным человеческим, языком, при пользовании общедоступными образами, мыслями, примерами и аналогиями. Если мы допускаем в новом Павле присутствие прежнего Савла только в отношении формальном, то в воззрениях первых христиан мы допускаем присутствие старой жизни и в отношении материальном. Обращение первых христиан к вере евангельской было, действительно, «изъятием из жизни естественной»⁵⁰. Но при всей пылкости к искренности их обращения старые – языческие и иудейские – понятия и далее предрассудки не могли сразу утратить всё своё влияние на их психику. Даже ближайшие ученики Господа ожидали с часу на час открытия славного царства Израильского (Деян.1:6). Значит старая иудейская закваска, о которой говорили мы выше, была в них очень сильна. Правда, это было до сошествия на них Духа Святого, а в день Пятидесятницы все обращённые сразу преображены были единым Духом Божиим. Как некогда «сила Божественная совокупила людей в народы, так теперь она соединяет их в церковь, буквально подавая им и новое сердце, и новый язык. Разделённые прежде, они неразрывно связываются теперь общей верой и надеждой во всемирное вечное братство»⁵¹. Но и у этих обращенцев вера в близость парусии не была только порывистым отзвуком их глубокого возрождения. Для этой веры мы должны допустить и другие – внешние – мотивы. То верно, что они смотрели на всё глазами горячей веры и оценивали всё в свете внутреннего опыта. Они видели Бога, потому что Он был с ними и в них. Они чувствовали, что всё в мире происходит перед лицом Его: добро и зло вызывается к жизни под Его испытующим взором, так что на одной стороне является царство святых, на другой – деющаяся тайна беззакония⁵². Но несомненно и то, что в ходе истории, в событиях своей личной жизни, в их собственных страданиях, они видели предуготовление великой и решительной борьбы добра со злом, Христа с Велиаром. Они чувствовали в событиях жизни общей и личной исполнение и наступление того, о чём предсказывали закон и пророки, – суда Божьего над Его врагами и пришествия Господа для основания царства святых. И знамения, сопровождавшие эти события, были очевидны для всех их «не в слове только, но и в силе, и во Св. Духе и со многим удостоверением» (1Фес.1:5). Если «для нас Евангелие является началом нового миропорядка, то для первых христиан оно было прежде всего концом прошедшего. Они жили в „последние дни“, когда слились все времена и сошлись все намерения Божии. Пред ними и в них была полнота времён, осуществление намерений Божиих, а излияние Духа восхищало их до созерцания неба отверстого и Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих на них через Сына Человеческого»⁵³. Значит, в состоянии чудесного восхищения, в каком находились первые христиане, претворялись все прежние чаяния бывших иудеев и язычников. Вот почему обращение христиан как в иудейских синагогах, так и в языческих городах не было мгновенным, а постепенным. Старое боролось у иудеев и язычников с новым, и, хотя новое побеждало, то часто только потому, что давало старому полное удовлетворение. Если мы примем это утверждение, то мы должны будем принять и другое, что старые – иудейские и языческие – понятия оказали известное влияние на первохристианскую веру в близость парусии. Здесь случилось то же, что и в жизни ап. Павла. Прошлое подготовило известным образом настоящее. А если мы вспомним, что и Господь учил о конце мира и в проповеди ап. Павла, особенно в посланиях к Фессалоникийцам, был силён эсхатологический элемент, то должны будем признать, что эта проповедь Господа и Апостола о конце мира служила прямым ответом на запросы и надежды иудея и язычника. Вполне естественно, что иудейские ожидания скорого наступления дней Мессии п Мессианского царства в христианстве незаметно трансформировались в ожидание скорого второго пришествия Христова для открытия Его славного Царства. Вполне естественно с другой стороны, что христиане из язычников придавали своеобразное значение указанным выше политическим неурядицам и грозным явлениям природы и объясняли их на основе апостольской проповеди. Христианское воображение находилось в сильнейшем возбуждении. Христианам, бывшим свидетелями такого распадения мира физического и духовного, казалось, что земной шар скоро рушится. И они уже ждали момента, когда цари, сильные, богачи и притеснители обратятся в бегство с криком: «Горы, падите на нас! холмы, покройте нас!». Пророчество Иоиля о наступлении «дня Иеговы» исполнялось на глазах современных поколений. Указанные Иоилем предвестники великого судного дня – знамения на небе и на земле, появление со всех сторон пророков, реки крови, огня, столбы дыма, помрачение солнцу, кроваво-красная луна – были налицо. Равным образом и Иисус Христос указывал на землетрясения, голод и чуму, как на начало великих болезней (Мф.24:7; Мк.13:8; Лк.21:7 и далее; ср. Ис.34:4; Иез.32:7–8), и в качестве признаков Его второго пришествия назвал затмения, помрачение луны, падение звёзд с небесного свода, указал на то, что все силы небесные поколеблются, море восшумит и возмутится, все народы обратятся в ужасе в бегство, не зная, откуда им грозит смерть и где спасение (Мф.24:29; Мк.13:24–25; Лк.21:25–26). Происходившее вокруг, на глазах первохристиенского поколения, вполне соответствовало этим признакам. И верующие в порыве молитвенном восклицали: «Маран-афа! Господь наш грядет!»⁵⁴. Так должны мы представлять себе психологический процесс образования первохристианской веры в близость парусии. Непосредственным мотивом к созданию этой веры было эсхатологическое учение Иисуса Христа и Апостолов, развитое на основе ветхозаветных пророчеств. Правда, ни Христос, ни Апостолы не обозначали точно времени второго пришествия (Мк.13:32; 1Фес.5:1, 2; 2Фес.2), но они указали признаки этого пришествия. И напряжённая мысль иудея, воспитавшегося на апокалипсической литературе, и язычника с его ожиданиями какой-то великой мировой катастрофы увидела в событиях времени исполнение пророчеств новозаветных и ветхозаветных. А внутреннее сознание и ощущение верующими своего благодатного возрождения, когда их мысль решительно была обращена на будущее, дало толчок и воскресило, и усилило их прежние ожидания конца мира. Этому помогло ещё и то обстоятельство, что учение Иисуса Христа о Его духовном пришествии и вселении Духа Святого в сердца людей было истолковано верующими в смысле Его внешнего пришествия.

Под влиянием указанных исторических и психологических причин «непременность парусии» была истолкована первыми христианами «субъективно в смысле немедленности»⁵⁵. Значит, первохристианское ожидание близкого пришествия Господа не есть догмат веры, а только характеризует настроение первых христиан. Они чувствовали в себе присутствие новой жизни. И жизнь земная, обыденная, не соответствовала их внутреннему настроению. В ней было много греха, много мелочи, не-глубины. И христиане искренно молились: «Да прейдет мир сей!» Отсюда становятся понятными все те расстройства в общественной и церковной жизни, какие явились следствием этой первохристианской веры в близость парусии. В то же время окружающая их жизнь, в которой он подметил предсказанные в Ветхом Завете и указанные Господом признаки Его славной парусии, говорила им, что время пришествия Господа близко. Так явилась первохристианская вера в близость парусии. Можно ли при таких условиях создания этой веры говорить об ошибке первых христиан, об их «невинном заблуждении»? Можно в известном смысле, т. е. помня, что ошибка была не в источнике, а в том, что непременность парусии трактовалась субъективно в смысле её немедленности.

IV

Несколько иначе должны мы представлять себе психологический процесс образования этой веры у ап. Павла. В доказательство того, что и ап. Павел, как и всё первохристианское поколение, ожидал близкого пришествия Господа, надеялся лично дожить до него, ссылаются обыкновенно на 1Фес.4:15. Успокаивая фессалоникских христиан смущённых смертью некоторых членов общины и думавших, что смерть помешает общению умерших с Господом в момент Его пришествия, Апостол говорит: «мы, кои живём, кои остаёмся в пришествие Господа, не предварим почивших» (1Фес.4:15), «мы, кои живём, кои остаёмся, будем восхищены вместе с ними, в облаках, в сретение Господня, в воздух» (1Фес.4:17). На основании этих слов апостола утверждают, что он сам верил в непосредственную близость парусии. Апостол, как и все первые христиане, ожидал пришествия Господа ещё при своей жизни. Но, как и они, Апостол ошибся. В этой ошибке одни видят искушенье для веры нашей тем более, что Апостол свою ошибку подкрепляет «словом Господним» (1Фес.4:15). А другие, основываясь на этой ошибке Апостола, высказывают сомнение в боговдохновенности писаний ап. Павла. Представители более умеренного образа мыслей⁵⁶ развили теорию трансформации парусийных воззрений Апостола. Они высказывают предположение, что Апостол сначала верил в близость парусии, но потом, под влиянием горького опыта жизни, должен был отказаться от этой веры.

Приведённые суждения показывают, что учение ап. Павла о времени наступления парусии вызывает в толкователях разногласие. Нам надо в этих суждениях разобраться. Вопрос о том, ожидал ли Апостол парусию в непосредственной близости, может быть решён в связи с другим – основным вопросом: как в действительности ап. Павел понимал парусию?

Основной идеей в благовестии ап. Павла была идея духовного возрождения, совершаемого в людях по вере в Искупителя. Каждый верующий, наследуя плоды искупления, становится во внутреннее общение со Христом, делается уже теперь членом царства Христова (Лк.17:21). В верующем духовно присутствует Христос. И чем выше в нравственном отношении христианин, чем сильнее в нём вера, тем сильнее в нём внутреннее ощущенье общения со Христом, духовного присутствия Христа. Вот это интенсивное чувство единения со Христом, это глубочайшее сознание Его духовного «присутствия» в человеке и лежит в основе парусийных ожиданий Апостола. Из духовного «присутствия» Христа в сердцах людей Апостол логически выводит Его реальное, внешнее «пришествие». Это станет понятным после уяснения существа возрожденья. Греховный человек возрождается благодатью Христовой. Продолжение и поддержка этого благодатного состояния возможна только при условии тесного общения с источником воды живой, с нашим Избавителем и Спасителем (Ин.15:5). «Наше возрождённое бытие условливается общением со Христом и немыслимо без этого общения»⁵⁷. В таком случае для его законченности – для богуподобления – требуется «обязательно теснейшее слияние при возможном тожестве сочетавающихся»⁵⁸. Но само собой понятно, что сам человек собственными усилиями «не в состоянии достигнуть потребного равенства»⁵⁹. Это равенство делается возможным только при новом вмешательстве со стороны Искупителя. Таковым и является Его «парусия». Таким образом «пребывание» Христа, Его духовное «присутствие» необходимо «влечёт за собой Его фактическое „прибытие“ и реально нерасторжимо от него»⁶⁰. Значит «парусия» необходима для окончательного к полного осуществления нашего единения со Христом.

Кроме того, парусия необходима для упразднения всего временного и преходящего. Это видно из следующего. Условием «нашего соучастия в плодах Голгофского подвига»⁶¹ является, как мы сказали, наше единение и слияние с Господом через веру. Без этого единения мы устраняемся от источника воды живой. «Значит, эта связь должна быть всегдашней и непрерывной в каждый момент нашего бытия». При её расторжении мы лишимся нетления и подпадём «естественному процессу разрушения». Значит необходимо «постоянное общение с Избавителем настолько, чтобы Он ежеминутно пребывал в нас и предуготовлял обитель вечности». «Отсюда на знамени христианского обновления начертано: „Господь близ“ во всех нас и во всякий час»⁶² земной жизни. Такое внутреннее преображение изменяет все прежние отношения. Земная обыденщина уже не интересует истинно верующего. Живя на земле, он в действительности находится на небе. Будучи во плоти, он живёт духовно⁶³. С таким высоким внутренним настроением окружающая жизнь не гармонирует. Напротив, всё внешнее кажется не нужным и стеснительным бременем при высоте и напряжённости внутреннего настроения. Вот почему «христианство казалось верующим не продолжением предшествующего и не началом дальнейшего, а концом всего мирового течения с разрешением его в вечность сплошного духовного наслаждения в царстве Божием»⁶⁴. Так и с другой стороны, «„духовное присутствие“ Господа естественно и незаметно трансформируется в реальное Его „явление“ для упразднения всего временного и преходящего. Вот почему обращение к Богу живому и истинному непосредственно сочетавалось у Фессальникийцев с ожиданием Иисуса, избавляющего от грядущего гнева (1Фес.1:9–10)»⁶⁵.

Отсюда следует, что парусия есть длящийся процесс (παρουσία = присутствие и пришествие), с неизбежностью идущий к своему завершению. А в таком случае всякая нетерпеливость и напряжённость в ожидании парусии устраняется, коль скоро исход обеспечен нормальным духовным развитием христиан.

Это очевидно и с другой стороны. Жизнь христианина независима от космических ограничений. Христос, уничтожив грех, уничтожил и все его следствия, даровав верующим благодать избавления. Человек воспринимает это благо верой и обладает им неотъемлемо. Приобщаясь благодати спасения, христианин приобщается вечности. Но ведь фактически верующий вечен во всякий момент своей земной жизни, так как эта последняя является «отражением вечного Сына Божия»⁶⁶. А вечность, по самому существу своему, безначальна и бесконечна. В жизни человека будущее становится прошедшим, проходя через грань настоящего; один момент сменяется другим, но в то же время «струя вечности непрерывно течёт под покровом преходящего и не нуждается в его скорейшем исчезновении для своей неиссякаемости»⁶⁷. Вечность явно присуща бывающему, составляя неизменную подоснову совершающегося – и притом вполне закономерно – жизненного процесса. Когда этот последний закончится, время прекратится, – тогда струя вечности выйдет наружу, ибо останется одна вечность. Это и случится в пришествие Господа Иисуса Христа. А раз христианин фактически вечен во всякое мгновение своего земного жития, то «грядущее уже не будет отдалённым идеалом»⁶⁸, ибо его предвкушение возможно и в настоящем, в наличности. «Поэтому недопустима мысль о коснении, когда всё бывающее оказывается моментом вечного, как присущего ему всегда»⁶⁹. Коль скоро жизненный процесс закономерен, нетерпеливость исключается сама собой. В таком случае нельзя думать, «будто Апостол сначала ожидал „парусии“ непременно в пределах своей земной жизни»⁷⁰.

После изложенного легко установить отличие парусийных ожиданий Апостола от парусийных ожиданий первых христиан. У последних ожидания эти носили характер уверенности в близком наступлении дня Господня. Отсюда все расстройства в общественной и церковной жизни первых христиан: прекращение своих обычных дел ввиду скорого конца мира, появление праздношатающихся, отрицание церковных порядков и т. п.⁷¹. Апостол смотрел на вещи спокойнее. Он не мог считать за несомненное, что парусия застанет его в живых. Напротив, его учение об антихристе (2Фес.2) и обращении Израиля (Рим.11) даёт полное основание думать, что Апостол не ждал второго пришествия Господа в непосредственной близости. Правда, мировая история в то время шла, по-видимому, ускоренным темпом. Но Апостол не был простым смертным, чтоб смущаться явлениями окружающей жизни, и в потрясениях вселенной он не усматривал ясных признаков второго пришествия, коль скоро фессалоникийских христиан, смутившихся слухом о наступлении парусии в непосредственной близости, он призывал успокоиться и не бояться (2Фес.2:2). Апостол не мог с решительностью утверждать ни того, что парусия близка́, ни обратного. Он знал, что какое бы то ни было точное определение времени второго пришествия Господня невозможно даже для существа, обладающего высшей степенью ведения (Мф.24:36; Мк.13:32). Апостольское ведение – ограниченное, ибо допущение противного равносильно допущению в апостоле Божественного всеведения.

Если Апостол не мог думать, что парусия наступит в ближайшем будущем, если его парусийные ожидания не могли носить и не носили характера уверенности, то они не могли быть и напряжёнными в такой же мере, как у первых христиан. У Апостола было сильно желание «разрешиться и быть со Христом» (Флп.1:23). Но он предпочёл остаться в плоти, потому что это нужнее для его обращенцев. Значит, Апостол центр тяжести в ожидании парусии переносил совне внутрь. Его озабочивало больше теснейшее внутреннее общение со Христом и его задачей было постепенно «стремиться к цели, к почести вышнего звания во Христе Иисусе» (Флп.3:14). При таком настроении напряжённость в ожидании парусии, катастрофическая эволюция совершенно исключалась.

После этих разъяснений становится ясным смысл 1Фес.4:15: «мы, кои живём, кои остаёмся в пришествие Господа, не предварим почивших». Выражение Апостола «мы» имеет родовой смысл и здесь означает, по мысли Апостола, тех из христиан, которые доживут до второго пришествия. Правдоподобность такого истолкования этих слов Апостола подтверждается ещё и тем, что, по словам одного и того же послания – 1Кор., Апостол находится то среди живых, которые изменятся: «не все мы умрём, но все изменимся» (1Кор.15:51), то среди умерших, которых Бог воскресит силою Своею так же, как воскресил Христа (1Кор.6:14; ср. 2Кор.4:14)⁷².

Таким образом, отношение ап. Павла к вопросу о времени наступления парусии отличалось от парусийных ожиданий первых христиан более решительном и последовательным, чем это было у первых христиан, перенесением центра тяжести с внешнего «пришествия» Господа в мир на Его внутреннее «присутствие» в душах верующих. Вследствие этого в парусийных чаяниях Апостола не было той страстности и напряжённости, какие мы видим у первых христиан. Эту напряжённость парусийных чаяний первых христиан мы объяснили своеобразным отражением их прежних иудейских и языческих ожиданий. Так мы подходим к новому, последнему, вопросу нашей работы: имели ли какое-либо значение для Апостола иудейские чаяния? Ответ на этот вопрос отчасти ясен из изложенного взгляда Апостола на существо парусии. Ответ этот может быть только отрицательным. Иудейские чаяния Савла не оказали никакого влияния на существо парусийных воззрений Павла, Апостола Христова. Расхождение между первыми и вторыми существенное, и моста между ними перекинуть нельзя. Иудеи, как и христиане, ожидали царства Мессии, уготованного для праведников. Но у иудеев ожидание это покоилось на чисто номистических основаниях. Иудей твёрдо верил, что за исполнение закона он непременно унаследует блаженство, которое таким образом зависело от него самого. Если блаженство это давалось в пришествие Мессии, то последнее было только чисто внешним средством, предизбранным Богом. Совершенно иначе должен был рассуждать христианин. Возрождённый к жизни крестным подвигом Спасителя, сам он по-прежнему оставался немощным и получал духовные силы только по благодати, а не от дел праведных. Таким образом, в иудействе эсхатологические представления соединялись с номистическим самодовольством, с уверенностью в наследовании блаженства за исполнение дел закона. Иначе мыслил христианин. Он с трепетной надеждой ожидал «парусии» Христа, чувствуя себя странником на земле, бессильным сделать что-либо доброе исключительно по своей доброй воле, и в уповании на любовь и всепрощение Христово надеясь на участие в царстве Христовом.

Таким образом, ожидание парусии Господней в иудействе и христианстве оказывается различным по существу. В первом случае она выступает единственно ради нужного воздаяния праведникам по их заслугам, и парусия требуется только для законченности системы. Во втором случае личность в её «окаянстве» рассматривается совершенно беспомощной самостоятельно достигнуть окончательного блаженства. Следовательно, обусловленность парусийных воззрений Апостолу по существу эсхатологическими воззрениями иудейства исключается. Иудейские парусийные воззрения, не оказав никакого влияния на существо парусийных воззрений ап. Павла, оказали лишь некоторое влияние на форму, в какую Апостол облёк своё учение о парусии. Те пластические картины, в каких Апостол изображает второе пришествие Господа, являются прямым отзвуком национальных иудейских представлений. Катастрофические события, непосредственно предшествующие парусии, голос Архангела (1Фес.4:16), труба (1Фес.4:16; 1Кор.15:32), сошествие Христа с неба (1Фес.4:16), восхищение верующих в воздух навстречу Господу (1Фес.4:17), осуждение грешников на вечный огонь (2Фес.1:8; 1Кор.3:13 сл.) – всё это было известно и иудейству. Но по существу учение Апостола о парусии, как и всё его благовестие, «несть по человеку,.. но явлением Иисус Христовым» (Гал.1:11:12). Поэтому-то парусийные чаяния Апостола отличаются от парусийных чаяний первых христиан, как воззрения боговдохновенного и духоносного учителя отличаются от воззрений его учеников. В первом случае ошибок совершенно не может быть, во втором – ошибки возможны. И первохристианская вера в близость парусии Господней была именно ошибкой постольку, поскольку первые христиане внесли много человеческого в стихию божественную и знамения времени «слишком по-человечески» сочли за признаки приближающейся парусии Господней. Ошибка первых христиан была лишь в сопоставлениях. Но, по существу, настроение их было глубоко истинным. Точное время пришествия Господа совершенно неизвестно и случится неожиданно, как приходит вор ночью (1Фес.5:2). Точно известно лишь то, что это будет так же непременно и несомненно, как несомненно то, что беременная женщина должна родить (1Фес.5:3). Но чтобы предчувствовать сам момент второго пришествия Господня, надобно чревоболеть муками христианского чаяния. Поэтому вопроса о временах и сроках для истинного христианского сознания, собственно, не существует (1Фес.5:1). Вопрос этот – не предмет исследования, а дело совести, а совесть своей чистотой прямо приобщает христианина к непорочной славе царства Божия. И Царство Божие тем ощутимее для христианина, чем чище его совесть, чем охотнее открывает он место животворящему действию благодатных лучей для развития и идеального усовершения богозданной природы. На этом пути христианам предстоит много опасностей, но у них есть оружие на попрание всегубительства – броня веры и любви и шлем упования спасения. Нужно только всегда быть во всеоружии этих добродетелей, памятуя, что Господь наш Иисус Христос положил нас не в гнев, но в получение спасения, раз мы с Ним неотлучно. «Значит, и мы с Ним жить будем, аще ли бдим, аще ли спим, коль скоро связь наша с Ним не на мгновение не прерывается. Мы должны быть готовы каждую минуту встать пред Лицом Господа, отблеск Коего озаряет всё наше существо, всецело в Него погружённое и вне Его немыслимое. Когда бы ни случилось Его второе пришествие, – это всё равно и знать нам не дано, но Господь близ нас всегда в чистоте нашей совести, непорочности помыслов, святости жизни, правде и радости обновления. Таким образом, царствие Божие уже внутри нас есть, как несомненное обладание»⁷³, при коем совершенно излишней становится нетерпеливая мысль о времени его объективного откровения. Эта мысль о несомненном объективном откровении Царства Божия в будущем побуждает нас только к усилению своего подвига и большему нравственному утверждению. При живительном сиянии этой мысли о несомненном объективном откровении Царства Божия в будущем верующий от глубины сердца всегда восклицает: «Ей, гряди, Господи Иисусе!.. И дух и невеста глаголют: прииди» (Откр.22:20:17). И в их сознании раздельно слышится таинственный голос Святого и Истинного: «Ей, гряду скоро: аминь!» (Откр.22:20). «Блажени творящии заповеди Его, да будет область им на древо животное, и враты внидут во град» (Откр.22:14), и имеющий нужды ни в солнце, ни в луне: «слава бо Божия просвети его, и светильник его – Агнец. И язы́цы спасени во свете его пойдут, и цари земстии принесут славу и честь свою в него» (Откр.21:23–24). «И жаждай да приидет, и хотяй да приимет воду животную туне» (Откр.22:17). Всё это верующий предчувствует уже теперь – в земной жизни – и потому неизменно думает: «время близ есть» (Откр.22:10)⁷⁴.

• Share this post: 
• Twitter
• Facebook
• Reddit
• StumbleUpon
• Delicious
• Technorati
• Digg