Синдром привратника

by on 06.10.2017 » Add the first comment.

Андрей Десницкий о том, что народ имеет ту церковь, которую заслуживает.

У огромного количества наших сограждан есть потребность в некоей химически чистой православной церкви, в которую они могли бы иногда заглянуть, чтобы на известных условиях (желательно построже, чтобы было ощущение подлинности) получить некоторую долю благодати. И никакой потребности в том, чтобы выстраивать вместе с соседями свою жизнь с Богом, самим определять ее формы, устанавливать правила и нести ответственность за результат.

В Черногории я иногда бываю в храмах Сербской православной церкви на литургии — маленьких деревенских храмах, где собираются местные жители и иногда русские туристы. И те из них, кто привык бывать на литургии у себя дома, начинают такой диалог: 

— Батюшка, я бы хотел(а) сегодня причаститься.
— Хорошо, причащайтесь.
— А исповедоваться надо?
— Откуда я знаю, надо ли вам исповедоваться?

На этом месте русские туристы выпадают обычно в осадок. Они привыкли, что дома у них почти в любом храме перед причастием требуют обязательной исповеди, да еще и строго выясняют, как готовились к причастию: строго ли постились, много ли молились, пришли ли накануне на вечернее богослужение.

В последнее время и в России появились храмы, где спрашивают не так сурово. Например, четверть века назад перед причастием обычно требовали поститься три дня, и кто хотел причаститься в воскресенье, должен был поститься со среды по субботу (ведь среда сама по себе постный день). Сегодня такая принципиальность встречается уже довольно редко.

Но чтобы человек сам решал, нужна ли ему исповедь, какие молитвы читать, какой проводить пост? Русским православным это кажется чем-то немыслимым. А вдруг подойдут случайные люди? А вдруг перестанут благоговеть, будут все принимать на халяву? Неужели мы не должны это регулировать?

Сергей Милорадович. Исповедь, начало XX в.

Справедливости ради надо отметить, что мой опыт касается исключительно маленьких церквей, где священнику просто видно: кто пришел, как себя ведет в храме, сознательно ли участвует в богослужении.

Не уверен, причастят ли любого желающего в большом городском соборе. Но в этих храмах я ни разу не столкнулся с другим, российским подходом, согласно которому священник — своего рода привратник, который не пускает к святыне недостойных.

Такова наша российская традиция, скажут мне. Но кто говорит от имени этой традиции? Как правило, эти люди родились в атеистических семьях, в юности были комсомольцами, потом обратились в православие. Теперь служат в храмах, бывших всего четверть века назад складами и овощехранилищами, в окружении вечных неофитов. Вся их традиционность реконструируется из книг, и ощущают они себя, прежде всего, строгими привратниками, отмеряющими благодать по им одним известным стандартам.

Сербский храм, в котором я причащался в последний раз, был построен в XVII веке, а до того на том же месте наверняка стоял другой храм. Он не закрывался при венецианцах, турках, австрийцах, фашистских оккупантах, югославских коммунистах, и кто только еще не владел этой землей. Многое в нем менялось —теперь, к примеру, служат в основном на современном сербском языке, но какие-то молитвы по-прежнему читаются на церковнославянском. Но есть ощущение живой и непрерывной традиции, которая, как и все живое, менялась и развивалась, но никогда не была вычитанной из книг.

В этом маленьком храме ощущаешь, что сербское православие очень домашнее и простое — оно не нуждается в империи и господдержке, но зато стремится к общинной жизни.

Много есть и своих проблем, конечно, первейшая и них — столкновение двух национализмов, сербского и черногорского. И это православие находит свои формы жизни, которые для нас могут показаться просто шокирующими. Побывать на вечернем богослужении накануне литургии, как требуют у нас? Так нет этих богослужений. Нет совсем, ни в рядовую субботу, ни даже накануне большинства праздников, да и не на каждый праздник служат именно в этой церкви — люди все-таки работают, ведь не человек для субботы, а скорее наоборот. И они сами определяют свою меру и форму церковной жизни.

Отчего же в России так силен этот синдром привратника при святыни? Ведь это именно он гонит православных оценивать любое событие культурной жизни на предмет «оскорбления чувств», добиваться уроков православия с первого по одиннадцатый класс и вообще проедать плешь всем, кто присутствует рядом. Как же, мы же отвечаем за то, чтобы все было благочестиво и канонично…

Можно сказать, что это наследие советских времен с их распределителями.

Благодать понимается как еще один исключительно ценный ресурс, который нельзя просто так раздавать направо-налево, а люди, отвечающие за его распределение, получают особые привилегии.

Собственно, именно так у нас и происходит с пресловутыми «духовными скрепами», и православие — лишь одна из них, с точки зрения государства.

Но проблема еще и в том, что именно такое отношение активно востребовано значительной частью православных. Мне нередко задают вопросы самые разные люди, которые знают меня как «православного со стажем». Подавляющее их большинство сводится к «сегодня постный день, что можно есть?» и «как правильно провести такой-то обряд?» Иногда — как умерить эту строгость или как добиться некоторого конкретного результата (обычно «чтобы мой ребенок-подросток ходил в церковь»). И лишь в исключительных случаях… впрочем, об этом позднее.

Алексей Корзухин. Перед исповедью (1876)

Обратим внимание, чем наполнены СМИ перед каждым постом. Людям подробно объясняют в стотысячный раз, что можно и чего нельзя есть в каждый день, не забывая, конечно, напомнить, что главное в этом деле не пища. А что тогда? Об этом СМИ молчат или обходятся общими словами.

Удобно поучать неофитов, объяснять им «правила пользования церковью», и намного сложнее поговорить о том, зачем ей, собственно… даже не пользоваться, а быть.

У огромного количества наших сограждан есть потребность в некоей химически чистой православной церкви, в которую они могли бы иногда заглянуть, чтобы на известных условиях (желательно построже, чтобы было ощущение подлинности) получить некоторую долю благодати. И никакой потребности в том, чтобы выстраивать вместе с соседями свою жизнь с Богом, самим определять ее формы, устанавливать правила и нести ответственность за результат.

Не пустеет и тот московский храм, настоятель которого прославился проповедями в стиле «бабы — шалавы, по морде им надо, ломать их об колено». И уверен, что не менее половины прихожан — прихожанки, которые сами млеют от такой батюшкиной строгости: так нам и надо, покрепче нас, батюшка, стращайте!

И где будет мазохистский запрос, там обязательно появится и садистское предложение.

А ведь, казалось бы, все просто: если бы в ответ на хамство и самодурство православные просто разворачивались и уходили, таковые священники быстро бы ощутили связь между хамским стилем своей проповеди и плачевным состоянием приходских финансов. Можно сказать, что в больших городах еще есть выбор, куда ходить, а в деревне его нет — ну так в деревне, значит, нет и других прихожан. Если распугать этих, новые не появятся.

Но нет, наши прихожане не из пугливых.

Словом, народ Божий имеет именно ту церковь, которую заслуживает. И по мере взросления самих людей, их привыкания к самостоятельности и ответственности меняются их запросы. Может быть, львиная доля околоцерковных скандалов сегодня связана именно с тем, что людям уже не все равно, что называется церковью — а лет десять-пятнадцать назад всех тех же странностей и дикостей они просто не замечали.

Подрастают новые поколения. И редкие вопросы о том, как жить с Богом и людьми (не как поститься, креститься, венчаться) задают именно они, те, кому лет 25 и меньше. Эти вопросы касаются и ритуальных частностей, но они именно что о смыслах, о поиске своего пути, а не о некоторой единственно правильной схеме, которую в теории надо признать — ну а жить уж как получится.

Не хочу сказать, что эти новые поколения будут лучше или, тем более, что балканское православие лучше российского. Везде свои проблемы, и чужих мы обычно просто не видим. Но сдается мне, что очень скоро православным придется прекращать разговоры о своих оскорбленных чувствах и рецептах постных пирогов, если они хотят оставаться в пространстве общих смыслов. И начать, наконец-то, разговор о том, что такое христианство и зачем оно бывает нужно человеку.

Андрей Десницкий

На анонсе: Сергей Милорадович. «Исповедь»

Источник

Поделитесь с друзьями:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • В закладки Google
  • Google Buzz

Find more like this: АНАЛИТИКА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *