Из воспоминаний об иеромонахе Рафаиле (Огородникове)

by on 18.11.2014 » Add the first comment.

18 ноября – годовщина смерти иеромонаха Рафаила (Огородникова; † 1988).

Одним словом или взглядом батюшка мог утешить душу. Внешне ничего не происходило: сидели за столом, чай пили; но приехавшие в страстях, в недоумениях уезжали от отца Рафаила умиротворенными и утвержденными в вере. И эта тишина и мир долгое время оставались в душе. В какое-то время личные отношения отходили на второй план, а батюшка вызывал чувство глубокого благоговения. Ему уже страшно было перечить, страшно было огорчить его.

Борис Огородников родился в городке Чистополь на Каме в 1951 году.  Он был младшим из троих сыновей своих родителей: Огородниковых Иоиля Максимовича и Маргариты Емельяновны. Первый спортсмен среди старшеклассников, симпатяга и весельчак, окончив 9 классов, поработал на Чистопольском заводе токарем, потом ушел в армию и геройски отслужил все три года пограничником на острове Даманском в самый разгар кровопролитного конфликта с Китаем. Господь его хранил. Служивших на их заставе во время этого конфликта вырезали китайцы. В живых остались только два человека: отец Рафаил и еще один человек, сидевшие за горячий нрав на гауптвахте.

Параллельно со службой Борис закончил среднее образование. В 1971 г. демобилизовался. И вот однажды в родном городке демобилизованный пограничник невесть какими путями получил в руки Книгу, которая ни  в коем случае не должна была попадаться на глаза ни ему, ни его сверстникам. Об этом неутомимо заботилась отлаженная и суровая государственная система. Но, видно, что-то у них там дало сбой. Книгу, которая так властно перевернула его жизнь, Борис за короткое время перечитал дважды от корки до корки. По прочтении Книги у Бориса возникло множество вопросов, и он попробовал задавать их местным батюшкам. Но те в испуге шарахались от молодого человека. Время было непростое, и священникам разрешалось общаться только с доживающими свой век старушками.

В 1972г. он поступил на подготовительные курсы Московского института стали и сплавов и жил уже в Москве. В столице он тоже стал ходить по храмам и задавать так неожиданно народившиеся в его уме вопросы, но повсюду встречал ту же настороженность и недоверие, пока не набрел на укромный храм Николы в Кузнецах в Замоскворечье. Здесь настоятель храма отец Всеволод Шпиллер проговорил с ним почти два часа и даже поставил юношу в пример своим сослужителям.

– Мы, которые призваны изучать и благовествовать слово Божие, – нерадивы и малодушно молчим! А этот паренек, который и воспитания-то христианского не получил и не должен был до самой смерти своей ничего знать о Боге, проявляет столь великую ревность и веру… Жив Господь! Сбываются слова Спасителя: «Если ученики мои замолчат, то камни возопиют!» Этот простой юноша и есть тот самый возопивший камень! А мы ищем где-то чудес!

Борис вместо института, ничего не говоря родителям, стал готовиться в духовную семинарию. Экзамены он сдал блестяще и, конечно же, не поступил. С его геройским комсомольско-гвардейским прошлым о семинарии в те годы не могло быть и речи. Ответственные товарищи, приставленные в те годы к духовному образованию, немедля встретились с абитуриентом Огородниковым. Они сурово потребовали от молодого человека скинуть с себя религиозный дурман и вернуться к нормальной жизни. Борису стало ясно одно: в семинарию ему поступить не дадут. И тогда по совету настоятеля храма от отправился в Псково-Печерский монастырь, плохо представляя, что и кого там встретит.

В монастыре Бориса сразу выделил из общей толпы паломников Великий Наместник архимандрит Алипий.

Ответственные товарищи, приставленные к Псково-Печерскому монастырю, предупредили отца Алипия, чтобы тот ни в коем случае не брал к себе героя- пограничника. Архимандрит Алипий, тогда уже смертельно больной, внимательно выслушал их и на следующий день издал указ о зачислении в обитель послушника Бориса Огородникова. Этот указ был чуть ли не последним, подписанным архимандритом Алипием. Вскоре он умер, и постригал в монашество послушника Бориса уже новый наместник — архимандрит Гавриил.

Ответственные товарищи не замедлили предупредить и архимандрита Гавриила, что он должен сделать в ближайшее время все, дабы Борис Огородников покинул Печоры. Наместник заверил, что со своей стороны прекрасно понимает трудность сложившегося положения, и пообещал сделать все возможное для этого юноши. И он действительно сделал все что смог. Через несколько дней совершил монашеский постриг и на свет появился новый человек — юный монах Рафаил. На громы и молнии донельзя возмущенных чиновников отец наместник ответил более чем резонными аргументами: заботясь о государственном благоденствии, о тихом безмолвном житии, он постриг юношу в монашество, потому что это был лучший вариант для всех. Почему? Очень просто. Дело в том, что старший брат новоиспеченного монаха Рафаила, Александр, за эти годы стал известным диссидентом. О нем день и ночь вещали на Советский Союз зарубежные радиостанции. И если бы младший брат, изгнанный из монастыря, примкнул к Александру (а он наверняка так бы и поступил), всем от этого стало бы только хуже.

Печоры, 1988 год

В конце концов разумные аргументы отца наместника произвели впечатление на них: юного монаха Рафаила оставили в монастыре, и вскоре он был произведен в иеродиакона,  а затем в иеромонаха. И отец Рафаил стал самым счастливым человеком на свете.

Борис Огородников был первым, кого архимандрит Гавриил, став наместником, постриг в монашество. И даже имя ему дал Рафаил, в честь архангела. Небесным покровителем самого наместника был тоже архангел — Гавриил. В монашеской среде подобное просто так не делается. Видно, наместник очень рассчитывал на этого молодого, горячего, искренне верующего иеромонаха. Во всяком случае, за все тринадцать лет своего наместничества больше он никого в честь архангелов не называл.

При постриге каждый новоначальный монах передается на послушание опытному духовнику. Первым старцем отца Рафаила стал архимандрит Афиноген, монах уже очень преклонных лет, переживший гонения, войны, тюрьмы и ссылки. К девяноста восьми годам отец Афиноген пребывал во всем величии и силе нового человека, преображенного верой и навечно соединившегося со Христом — своим Богом и Спасителем. Вскоре архимандрит Афиноген отошел ко Господу.

Позже его духовником стал архимандрит Иоанн (Крестьянкин).

Новоначальный монах постепенно открывал для себя бесконечно загадочный, ни с чем не сравнимый мир, полный радости и света, который жил по своим, совершенно особенным, законам. Здесь помощь Божия являлась именно тогда, когда была действительно необходима. Богатство было смешно, а смирение — прекрасно. Здесь великие признавали себя искренне ниже и хуже всякого человека. Здесь самыми почитаемыми были те, которые убегали от человеческой славы. А самыми могущественными — те, кто от всего сердца осознал свое человеческое бессилие. Здесь сила таилась в немощных старцах, и иногда быть старым и больным было лучше, чем молодым и здоровым. Здесь юные без сожаления оставляли обычные для их сверстников удовольствия, чтобы только не покидать этот мир, без которого они уже не могли жить. Здесь смерть каждого становилась уроком для всех, а конец земной жизни — только началом.

 Печоры, 1988 год

Прожив в монастыре шесть лет, отец Рафаил был из обители отправлен в ссылку в глухой сельский приход. Причиной опалы вновь стал его старший брат. Значительную часть времени, проведенного в заключении, Александр отбывал в карцерах. Основанием для столь суровых мер были немыслимые с точки зрения властей требования заключенного к тюремному начальству. Арестант настаивал, чтобы ему было разрешено держать Библию в камере и предоставлено право встречи со священником для исповеди и причащения. Из девяти лет заключения он в общей сложности два провел на голодовках и треть срока в карцерах.

Когда Александра судили, наместник отпускал отца Рафаила на процесс и тайно передавал деньги для его семьи. Но позже власти не на шутку приступили с требованиями удалить из монастыря брата известного диссидента.

В конечном счете то ли наместник решил не обострять конфликта с властями, то ли отношения самого отца Гавриила и молодого иеромонаха испортились (скорее всего и то, и другое), но отца Рафаила отправили из обители на глухой деревенский приход.  Там не было даже автобусного сообщения, и приходилось добираться пешком от соседнего села. (с. Хредино Стругокрасненского района Псковской области).

Потом его перевели в столь же далекое, но чуть более людное место, в храм святителя Митрофана в деревне Лосицы, где в церкви по воскресеньям собиралось не более десяти человек.

Единственным имуществом отца Рафаила был магнитофон, который брат из тюрьмы попросил передать ему, чтобы поддержать в трудной ситуации хотя бы материально.

Тут-то и сбылась давняя мечта отца Рафаила! Магнитофон тут же был продан, а отец Рафаил выторговал себе во Пскове на автомобильном рынке старенький «Запорожец» грязно-оранжевого цвета. Через месяц он закончил ремонт. Машина получилась на самом деле уникальная. Разгонялась она до ста пятидесяти километров. Он перекрасил ее в черный цвет правительственных лимузинов, а на заднее окно повесил белые занавески, что тогда было признаком чиновничьих автомобилей. Как ни печально признать, со стороны отца Рафаила это было явным и преднамеренным хулиганством.

Особенно нравилось отцу Рафаилу дразнить важных областных функционеров. Он садился на хвост черной «Волги», долго тащился позади, а потом, когда они пытались оторваться, обгонял их на своем реактивном «Запорожце» и молниеносно уходил вперед. А уж если это была «Волга» псковского уполномоченного по делам религий Юдина, день считался прожитым не напрасно.

Приходской дом о. Рафаила и его обитатели

Этот скромный дом и стал местом, куда приезжали многие заблудившиеся и задыхающиеся без веры люди, и отец Рафаил приводил их к Богу. Был у него такой пастырский талант. Дар.

С точки зрения внешнего мира он ничего особенного не делал. В основном он лишь пил чай. Иногда он еще ремонтировал свой черный «Запорожец», чтобы было на чем поехать в гости — попить чайку. Но, по-видимому, у отца Рафаила была какая-то особая договоренность с Господом Богом. Поскольку все, с кем он пил чай, становились православными христианами. Все без исключения! От ярого безбожника или успевшего полностью разочароваться в церковной жизни интеллигента до отпетого уголовника.

Попивая чаек за покрытым клеенкой деревенским столом, он совершенно преображался, когда к нему из мира приезжали измученные и усталые люди. Выдержать такой наплыв посетителей, зачастую капризных, с кучей неразрешенных проблем, с бесконечными вопросами, обычному человеку было бы попросту невозможно. Но отец Рафаил терпел все и всех. Даже не терпел — неточное слово. Он никогда ничем не тяготился. И прекрасно проводил время за чаем с любым человеком, вспоминая что-нибудь интересное из жизни Псково-Печерского монастыря, рассказывая о древних подвижниках, о Печерских старцах. Потому от сидения с ним за чаем невозможно было оторваться. Хотя одними разговорами людей, безнадежно заблудившихся в нашем холодном мире и, что еще страшнее, в себе, не изменишь. Для этого нужно открыть им другую жизнь, иной мир, в котором безраздельно господствуют не бессмысленность, страдания и жестокая несправедливость, а всесильные и бесконечные вера, надежда и любовь. Но и не только открыть, издалека показав и поманив, а ввести человека в этот мир, взять его за руку и поставить его перед самим Господом Богом. И лишь тогда человек вдруг сам узнает Того, Кого он давным-давно, оказывается, знал и любил — единственного своего Создателя, Спасителя и Отца. Только тогда жизнь меняется по-настоящему.

Но весь вопрос в том, как попасть в этот прекрасный мир? Дело в том, что отец Рафаил был удивительным провожатым по этому миру. Бог был для него Тем, для Кого он жил и с Кем он сам жил каждый миг. И к Кому приводил всякого, кто посылался в его убогую прихрамовую избушку.

Вот что неудержимо притягивало людей к отцу Рафаилу. А их собиралось у него, особенно в последние годы, немало. И отец Иоанн (Крестьянкин) посылал к нему молодежь, и некоторые московские духовники, да и сами люди, побывавшие у него, присылали своих знакомых… Отец Рафаил принимал всех, и никто в его доме не был лишним.

Архимандрит Тихон (Шевкунов). Глава из книги «Несвятые святые»

Источник

Из воспоминаний Евдокии Поздняковой:

Мое восприятие отца Иоанна (Крестьянкина) как старца произошло во многом благодаря отцу Рафаилу. Архимандрит Иоанн был духовником иеромонаха Рафаила после схиархимандрита Агапия (Афиногена).

Опыт духовного общения отца Рафаила с отцом Иоанном был таким, что отец Рафаил принимал его безоговорочно. Отец Рафаил знал его силу молитвы, и говорил нам – отец Иоанн не проповедник, а молитвенник.

Мать отца Рафаила, Маргарита, рассказывала такой случай. Она умирала, а потом ей стало легче, и она стала поправляться. И оказалось, что в тот час, когда она умирала, в 5 часов утра, в келью к отцу Рафаилу пришел отец Иоанн и сказал: «Рафаил, твоя мать умирает. Вставай, давай молиться». И они встали на колени и молились. А время потом уже сопоставили.

Нас посылал отец Рафаил к отцу Иоанну очень часто – как напоминание о себе. Он был одним из тех монахов, которые были изгнаны в конце 1970-х годов из Псково-Печерского монастыря. В монастырь он не мог явиться, в ворота никого из них не пропускали. И отец Рафаил мог передавать только через других людей весточки о себе и просьбы помолиться о нем.

У нас проблем особых не было – обычные для молодежи проблемы: за кого выйти замуж и кем работать.

Отец Рафаил нас довольно жесткою рукой выставлял к старцу. Ему как бы и не важны были наши проблемы и наше самоопределение.

Он посылал нас за другим – ему нужен был опыт духовного общения, чтобы мы получили этот опыт.

А мы как попадем к отцу – помнишь только, что попадаешь в облако благодати. Он что-то говорит, а слова становятся неважными. Хочется все время здесь находиться, и слова все забываешь. Один священник знал это, что слова забываются, он тогда положил в карман диктофон. И у него записался стук сердца: тук-тук, тук-тук.

В то же время отец Рафаил нас ориентировал на восприятие слов отца Иоанна. И учил, что если вы из слов старца что-нибудь не поняли, надо переспрашивать до тех пор, пока не станет понятно.

К сожалению, пока был жив отец Рафаил и проблемы были маленькими, было все понятно. Но через несколько лет, когда отца Рафаила уже не было в живых, а с приходским духовником тоже возникли проблемы, и не с кем было посоветоваться, то уже забылась эта установка – про выспрашивание до понимания.

Были недоумения от каких-то неправильно понятых слов, от неточных ответных писем, которые заставляли страдать. От недоуменных слов шли совершенно фантастические, по-женски логические построения.

Только после преставления отца Иоанна, с опросом круга людей, которые одновременно со мной ездили к отцу Иоанну, эти недоуменные слова наконец-то приобрели контекст и ситуация прояснилась.

А вот если бы я пользовалась тем, чему учил нас отец Рафаил – «если из слов старца вы чего-нибудь не поняли, нужно переспрашивать, пока не будет понятно», – этого бы не было, недоумений и последствий.

Но по юности и по глупости необычайной и сами эти слова трактовались по-другому: что батюшку нужно все время о чем-нибудь спрашивать. Так поступала Н., чем вызывала постоянно гнев келейницы, которая обобщала свой гнев на всю нашу компанию.

***

Первый раз нас отправил отец Рафаил к отцу Иоанну благословиться, когда отец Иоанн служил на праздник пророка Илии в селе Юшкове. Это было традицией, отец Иоанн приезжал туда каждый год к отцу Паисию.

Я впервые оказалась на деревенском престольном празднике – таком, как описывались престольные праздники в дореволюционной литературе.

В село на службу съезжается народ со всех окрестных деревень, после службы устраиваются столы на зеленых лужайках, и обед для всех: щи, картошка, огурцы, сметана – все деревенское, простое и чрезвычайно вкусное.

Нас, московских, было машины три. Отец Иоанн нас благословил, и после этого нас пригласили к столу. Это было удивительно после московской обособленности – такое благожелательство, единение, спокойствие, безмятежность.

Отец Рафаил отправил нас с целью «благословиться к старцу». И вот, после службы я пошла «благословиться», но отец Иоанн был окружен толпой так плотно, что протиснуться не было никакой возможности. Я заплакала в сторонке, а отец Иоанн так замедлил, все замолчали, а он немного отстранил толпу и направился прямо ко мне.

– А это кто тут у нас?

Я сказала как меня зовут и что нас послал отец Рафаил.

– А сколько тебе лет?

– Семнадцать.

– Ах ты, цыпленочек, цветочек.

Конечно, я была полна впечатлений от этого дня и от такого внимания и благословения.

***

Через некоторое время отец Рафаил послал нас с одной женщиной к отцу Иоанну (это на Бориса и Глеба, в 1986 году).

Он нас принял. Тогда он часто принимал в 5 часов вечера внизу, в приемной. Слов, сказанных мне, я не помню совершено. Мы сидели на диванчике, батюшка нас мазал маслицем, поил святой водой, гладил все время, и казалось, что в глазах все расплывается.

А слов я не помнила. Мы с этой женщиной созванивались спустя 20 лет, чтобы вспомнить, что же нам говорил тогда батюшка. Я запомнила, что он спросил ее про работу и сказал устроиться на какую-нибудь работу, хотя бы рублей за сто. А она запомнила, что батюшка сказал про меня:

– Ты розовый бутон, и хорошо бы ты так и оставалась подольше.

Этот опыт общения, он был так важен, не как слова даже, а как присутствие внутри того облака благодати, которое окружало старца.

Я-то думала все время, что такой опыт есть у каждого, кто ходит в церковь, что это так естественно, что и говорить об этом не приходиться.

И проходит 20 лет, когда оказывается, что такой опыт переживали единицы, и они сразу понимают, о чем идет речь, а остальные не понимают о чем идет речь. Только поэтому, чтобы засвидетельствовать о реально осязаемой, видимой и переживаемой благодати, я все это записываю.

Надо заметить, что восприятие и переживание благодати не зависело от свойств самого присутствующего человека. Хороший он, плохой, благочестивый, заблуждающийся – это не имело значения.

И, главное, человек сам не менялся, его свойства. А впечатление было, что ты уже другой, какой-то не такой. Но по поступкам – ты сам еще оставался прежним, отвратительным.

Но здесь главное было не резкое и радикальное изменение жизни, как хотелось бы. А то, что ты приобретал опыт, знание реального присутствия Божия. И потом его все время жаждешь, хочешь опять переживать эти ощущения. Но нигде не можешь его добыть, и ничего не удовлетворяет. А самому меняться приходилось не во мгновение ока, а в течение лет и лет.

Еще надо заметить, что это нахождение в благодати рядом со старцем было не всегда. Это были первые разы, первые приезды. А потом, когда на этом опыте становилось возможным строить свой личный опыт, этого уже не происходило. Ты мог приезжать и привозить с собой родственников и знакомых, они, приехав впервые, получали эту благодать, а ты – ты должен был уже работать.

***

Один раз мы приехали с Н., причем он и прежде приезжал и разговаривал с отцом Иоанном. Но восприятие, переживание и видение благодати получил лишь только в тот раз.

Мы были на ранней службе в Успенском храме, причастились, и пошли в город. А потом нам стало в городе невообразимо тоскливо, и мы прямо побежали обратно в монастырь, и прямиком в Михайловский собор. А там во время евхаристического канона служил и молился отец Иоанн с отверстыми царскими вратами. И мы встали как вкопанные, как оцепенелые.

Н. сказал потом: «Если меня спросят: видел ли ты, как служат Богу?» – я скажу: «Я видел как служит отец Иоанн».

Это 1997 год.

***

Вот один раз приехали.

Нас послал отец Рафаил, перед смертью, с просьбой помолиться о нем.

А мы-то…

Встретили в Печорах своих московских друзей. Обрадовались, болтали, работали на послушании. Это было прекрасное послушание для молодежи. Большими лопатами чистили снег, а монастырь – на горках. И мы, счищая снег, с этих горок сбегали вниз, очень весело.

И когда пришли к отцу Иоанну, мы, умные девицы, выставили молодых людей за дверь, чтобы они не слушали наших разговоров.

Отец Иоанн спросил или нет, не помню, о том, что нам хочется. Я сказала, что хочу выйти замуж.

Он спросил: «А тебе есть за кого?» Я сказала, что нет. Он сказал: «Тебе же духовный нужен».

Самое смешное было то, что тот, за кого я вышла замуж спустя лет пять, в это время стоял за дверью.

***

Потом, когда я встретила отца Рафаила в Москве, дней за пять или шесть до его смерти, он меня выспрашивал – что сказал отец Иоанн.

Про него отец Иоанн сказал тогда: «Ну как, летает ангел Рафаил? Что-то быстро он летает». Но я-то все забыла на тот момент, что сказал отец Иоанн, а помнила только слова, обращенные ко мне. Я носила тогда украшение, свитое из рядов нитей золотого бисера. И отец Иоанн сказал, комплимент: «А, все в золоте ко мне приехали».

И сколько ни выпытывал у меня отец Рафаил, что же сказал отец Иоанн, я только помнила про «в золоте к нам приехали».

***

Когда отец Рафаил умер, было такое письмо.

«Дорогая о Господе …

Божие благословение Вам на возвращение домой.

У Господа нет мертвых, у Господа все живы, и Он один знает, когда и кого позвать из жизни сей.

Путь странствия отца Рафаила кончился, Ваш же путь продолжается, и забота Ваша вся должна быть направлена на сохранение души своей и воспитания ее для Царства Небесного. А еще Господь есть Любовь, а люди только могут носить в себе отсвет этой Божественной Любви в большей или меньшей мере. Главное же для всех – Любовь Господь.

И вот будьте очень внимательны, чтобы никогда и ни один человек, даже и священник, и духовник, не заслонил собой этот Образ Любви. Господь с Вами.

Об отце же Рафаиле долг Ваш сохранять память и молиться, ибо он, как всякий человек, отшедший теперь, в этом нуждается особо.

Молитесь Господу, и Он со временем пошлет Вам и нужных людей для вас, и духовника.

Божие благословение Вам.

А. И.»

(Это 1988 год, 22 ноября.)

***

И вот это время, конец 80-х, было удивительным и прекрасным – так было все реально, близко. Батюшка отец Иоанн был доступен, все проблемы решались непосредственно, посредников не было, и никто не уходил обиженным, все попадали под внимание, под утешение.

А потом сразу многое изменилось. Разбился отец Рафаил, приходской священник в Москве перешел в раскол, а встречи с отцом Иоанном стали недоступными.

И от опосредованного общения возникло много обид и недоумений.

Мы-то для отца Иоанна были «Рафаиловскими», он нас и принимал как «Рафаиловских». Теперь на нас стояло клеймо « Н-новских», по фамилии священника, ушедшего в раскол. Эта тонкость была неизвестна келейникам, и в письмах попадались такие недоумения, вроде «вспомни свою первую любовь и покайся», относящиеся к тому духовнику, который не был тем, чем был для нас отец Рафаил. То есть тут выстраивались недоумения.

Письма были не точны, к батюшке попасть было невозможно, и мы перестали ездить в Печоры вообще.

***

После замужества, года через четыре, я приехала с тем, чтобы узнать, писать ли про отца Рафаила, как мы у него жили, или нет.

Это желание – восстановить все по крупицам – было естественным. Когда находишься внутри духовной жизни, то это и не нужно – собирать мелкие штришки, черточки и складывать это в черты, заново переживать все. Но когда оказываешься в вынужденном затворе с детьми, кастрюлями и без церковных служб, то относишься ко всему по-другому, как к большой ценности.

И я написала письмо, а вложила его в другое письмо, одного влиятельного лица, и так передала.

Поехала в Печоры. Но как! Я купила билет на поезд и опоздала на него.

Поехала на следующий день. И попала на Благовещение, когда батюшка служил, а он долгое время никого не принимал. А так, мы приехали – и встречаем отца Иоанна, идущего на службу. Мы с супругом подходим к нему, а он останавливался на дороге и разговаривал с теми, кто оказывался на пути.

Я говорю:

– Помолитесь о моих детях.

– Как имена?

– С. и С.

– А мать кто?

Я говорю:

– Мать – я.

Отец Филарет повторяет за мной громко:

– Мать – я!

Я тогда называю имена – свое и мужа.

Отец Филарет:

– Вас сколько! Нужно записку писать.

Я сказала, что написала имена в письме. Про отца Рафаила задала свои вопросы. Отец Иоанн велел поехать в епархию и взять там личное дело и автобиографию.

На другой день мы точно также встретили по дороге отца Иоанна. Он, увидев нас, сказал: – Дети ваши – С. и С. Помню. И вас помню.

Потом я писем уже не писала, как-то все уже определилось.

К отцу Иоанну я попала на 40 дней совершенно невозможным образом. Я опаздывала на поезд, но кто-то нажал стоп-кран, поезд задержался – и я оказалась в Печорах. Эта поездка была милостью и утешением.

Евдокия Позднякова. Глава из книги «Монахи — возлюбленные дети Господни», Москва, 2007 г.
Поделитесь с друзьями:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • В закладки Google
  • Google Buzz

Find more like this: АНАЛИТИКА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *