Протоиерей Александр Мень: Свобода должна вырастать из духовной глубины человека

 9 сентября 1990 года в подмосковном поселке Семхоз по дороге в церковь был убит священник и проповедник Александр Мень.

Предлагаем вашему вниманию главу «Время испытаний» из книги Ива Амана «Отец Александр Мень. Христов свидетель в наше время». Аман Ив (Yves Hamant; род. в 1946 г.) — атташе по культуре посольства Франции в Москве (1974-1979). Специалист в изучении русской культуры и духовности.

Вот как писал об авторе священник Георгий Чистяков:

«Он — настоящий ученый, об этом говорит каждая страница его книги, но это не просто труд, написанный в кабинете университетского профессора, это личное свидетельство человека, бывшего участником тех событий, о которых рассказывается в его книге. Ив Аман работал во французском посольстве в Москве, через него осуществлялась связь отца Александра и многих других с внешним миром, он привозил сюда книги, увозил рукописи, был одним из тех, кто приближал своим самоотверженным трудом падение коммунистического тоталитаризма и атеистической эры. Ив умел уходить от „хвостов“, перебегая в метро из вагона в вагон и был блестяще знаком со всеми особенностями советской жизни. Я бы не стал упоминать об этом, если бы автор хотя бы что-то рассказал о себе сам. Но таково особое смирение этого человека, скрывшего свое участие в жизни отца Александра за академическим стилем изложения, что считаю просто необходимым рассказать о его месте в жизни и трудах православных христиан России».

Отец Александр старался не совершать неосторожных поступков, которые могли бы скомпрометировать его духовных детей и поставить под вопрос его пастырскую деятельность. «Главное у нас, — писал он в одном письме, — это терпеливая и неустанная работа, направленная вглубь». Среди его друзей и духовных детей были диссиденты, но сам он держался в стороне от политической борьбы.

«Разумеется, я уважаю честность и смелость. Но считаю, что мне лично хватает моего непосредственного дела. Кроме того, я убежден, что свобода должна вырастать из духовной глубины человека».

Для него христиане должны начинать с перестройки собственной жизни. Церковь еще не созрела для свободы, она не готова свидетельствовать. Таким образом, она должна делать акцент на внутренних проблемах скорее, чем на проблемах отношений с государством.

Какие бы предосторожности он ни принимал, все равно это не могло избавить его от внимания полицейского аппарата. В 1964 г. он едва избежал тюрьмы. Власти не могли не быть информированы о его влиянии на молодежь и интеллигенцию. Он всегда был под наблюдением. Через определенные промежутки времени КГБ находил предлог ограничивать его активность, хотя, вероятно, они не знали истинного ее размаха.

В церковной среде на него тоже косо поглядывали. Его талант способен был вызвать зависть. Более того, советское общество отличалось мощным конформизмом: если вы действуете не как все, если проявляете независимость, явной становится ваша несолидарность с коллективом в его покорности перед системой. Настоятели храмов, где он был вторым священником, вели себя по-разному. Тот, кто его вызвал в Новую Деревню, был к нему расположен дружески. Другой довольствовался тем, что ему не мешал. Третий, наоборот, всячески старался мешать его общению с новообращенными. Кое-кто, как, например, настоятель из Тарасовки, дошел до того, что писал на него доносы. Тогда духовным детям отца Александра давалась инструкция — ее передавали из уст в уста — реже навещать Новую Деревню и временно не приходить к нему в кабинет.

Вероятно, следовало остерегаться членов приходского совета (знаменитая «двадцатка») — обычно они были наемными, нанимала их администрация. Равно следовало быть осторожным даже в сторожке, поскольку не все члены хора и церковные прислужницы были верными людьми. Иногда из КГБ присылали агентов слушать проповеди отца Александра, чтобы обнаружить что-нибудь ниспровергательное. Но это было смехотворно — отец Александр засекал их с первого взгляда!

Отца стали вызывать на бесконечные ежедневные допросы, куда он отправлялся как на работу. Несколько раз, пока он не возвращался, думали, что его уже арестовали. В Новой Деревне и в Семхозе несколько раз производили обыски. Отец вынужден был прекратить всякую деятельность. Вот тогда он и впрягся в энциклопедию — Словарь по библиологии. Это была работа — так он считал — полезная для России и требовала она меньше душевного спокойствия, чем иной труд.

Среди близких многие спрашивали себя, не следует ли ему покинуть страну. Но он никогда не одобрял тех, кого соблазняла эмиграция. Одному писателю он, например, сказал, когда тот приехал прощаться перед отъездом:

«Писателю надо жить дома, рукописи могут бродить где угодно, искать издателя, а наше место здесь. Люди ждут Слова». В это время шлюз для эмиграции был практически перекрыт, но у КГБ отнюдь не вызвал бы неудовольствие отъезд отца Александра.

Его иностранные друзья спрашивали, как ему помочь, на что он ответил запиской, наспех написанной клинописью, восходящими линиями, правда на этот раз они восходили не столь резко. На случай, если бы послание попало во враждебные руки, он писал намеками, не расставаясь с юмором, несмотря на опасную ситуацию:

«Болезнь моя, которая угрожающе прогрессирует, есть просто часть общей эпидемии. Лекарств от нее нет, переехать в незараженный район возможности тоже нет (да и желания особенного нет). Остается верить, надеяться и жить дальше».

Сам отец глубоко верил в Провидение. Он, должно быть, хорошо знал, что Бог пишет прямо, но не прямыми линиями. Сколько раз повторял он: если даст Бог! Когда Бог даст! Нет, у него здесь духовные дети и он не может их бросить. Его смирение особенно помогало выдерживать испытание, он думал о своих предшественниках по вере. «В юности у меня был духовный отец, священник Петр Шипков, он провел в лагерях и ссылках тридцать лет. Когда я думаю о том, через что он прошел, мне трудно говорить о том, что со мной происходит. Я вот что скажу: в трудные годы я познал ценность каждой минуты и благодарю Бога за то, что он дал мне служить непрерывно в течение четырех десятилетий».

В конце концов, отец Александр направил объяснительные письма, одно — церковным иерархам, второе — в Совет по делам религий.

В марте 1985 года во главе коммунистической партии встал Горбачев. Поначалу казалось, он хотел оздоровить страну путем усиления дисциплины. В течение 1986 г. интеллигенция получила от него кое-какие знаки внимания, но в области религии внутренняя политика оставалась прежней. Так, в сентябре 1986 года «Правда» посвятила передовую статью усилению атеистической пропаганды, как она это делала ежегодно, примерно в одно и то же время с 1983 г.

Для о. Александра испытания не кончились. Перед этим, в 1984 г. был арестован еще один из бывших его духовных детей, с которым ему пришлось расстаться, поскольку его поступки ставили под угрозу весь приход. Во время следствия и на суде этот человек вел себя очень мужественно. Среди прочего его обвиняли в том, что он оказывал на своих друзей религиозное влияние, раздавал им религиозные книги… И только в лагере он не устоял. В начале 1986 г. он появился на экранах телевидения с бритой головой, исхудавший и признал, что занимался «политической деятельностью, криминальной в плане гражданском и вредной для Церкви». Но прежде он послал отцу Александру бесконечно длинное и неудобоваримое послание, написанное на невероятной тарабарщине, и явно вдохновленное людьми в погонах, желавшими ему «добра». Он приглашал отца искать «позитивов» коммунизма, главным образом (вот где высунулись кончики ушей КГБ, а это-то и интересно) он изобличал организацию малых групп, чтение религиозных книг, изданных за границей, и использование для катехизации диапозитивов и кассет: все это нелегально и поэтому противоречит учению Церкви!

Вслед за этим, в апреле 1986 г. газета «Труд» напечатала большую статью с обвинениями в адрес нескольких православных: Александра Огородникова, находившегося в тюрьме, о. Глеба Якунина — в ссылке в Сибири, и даже о. И. Мейендорфа — ректора православной духовной семинарии в Нью-Йорке. «Кагебистская» болтанка, состоящая из обычных ингредиентов в такого рода беллетристике. Не обошли в ней вниманием и отца Александра, его обвинили в «организации религиозного кружка и распространении записей сомнительного содержания».

А между тем, вся эта морока подходила к концу. И что бы ни думали сегодня о позиции православного епископата в его отношениях с властями, отец Александр был благодарен за поддержку, которую нашел в лице своего епископа, владыки Ювеналия, митрополита Крутицкого и Коломенского, управляющего приходами Московской области.

В это время, 26 апреля 1986 г. произошла Чернобыльская катастрофа, открывшая правящим кругам глаза на состояние разрухи в стране, возможно, именно тогда они осознали, что выправить положение одним принуждением невозможно.

В декабре того же года в тюрьме умер известный диссидент Анатолий Марченко. До него, уже после прихода Горбачева к власти, погибли шесть человек. Это последнее событие имело огромный резонанс повсюду и отметило конец постбрежневской зимы.

Источник

Find more like this: АНАЛИТИКА