Новый год и Рождество в ГУЛАГе: воспоминания узников советских лагерей

by on 30.12.2022 » Add the first comment.

Публикуем фрагменты воспоминаний узников советских лагерей о встрече Нового года, Рождества и Крещения

«Не надо было другого признания — дать измученным людям под Новый год хоть десять минут радости!»

Воспоминания Ирины Ратушинской (1954 — 2017), писательницы, осужденной в 1983 году по статье 62 УК УССР («антисоветская агитация и пропаганда») на 7 лет лишения свободы и 5 лет ссылки. Свой срок Ирина Ратушинская отбывала в женской колонии в Мордовии. В октябре 1986 года была досрочно освобождена.

Ирина Ратушинская. Фрагмент книги «Серый — цвет надежды»

… А Новый год мы все-таки праздновали. Не сдали обратно после умывания коробку зубного порошка. И на черной металлической обшивке печи изобразили елочку в натуральную величину.

Я — верхушку и среднюю часть, а Наташа, лежа (встать она уже не могла) — елочную ножку. Вернее, не одну ножку, а две: в зэковских ботинках «что ты — что ты».

Разведенный водой зубной порошок прекрасно мазался, и картинка получилась развеселая. А мы, лежа на полу Наташа на шестые сутки голодовки, я на одиннадцатые — радовались ей, как дети.

***

А к вечеру 31 декабря внезапно разогрелись отопительные трубы: вероятно, кочегары, пользуясь безнадзорностью, решили побаловать зэков. Охрана затихла — сами праздновали, и им было не до нас. Мы лежали, прижимаясь к этим трубам — и живое тепло впервые за все эти дни прогревало нам кровь. Камеру, конечно, обогреть было невозможно — все выдувал в щели морозный ветер. Но хотя бы опять начали слушаться онемевшие пальцы, и один бок был согрет… Мы повеселели, а тут еще в соседних камерах начались песни.

— Седьмая! Политические! С Новым годом, девочки! Эту песню мы поем для вас!

И запели почему-то — Окуджаву. Собственно, и удивляться тут нечему, репертуар женских лагерей широк и многогранен. От старых народных песен вперемежку с дешевой эстрадой — до самых похабных «блатных». Почему бы не войти в этот репертуар и непризнанным официально бардам, на чьей музыке, однако, выросло наше поколение?

Надежда, я вернусь тогда,

Когда трубач отбой сыграет,

Когда трубу к губам приблизит

И острый локоть отведет.

Надежда, я останусь цел:

Не для меня земля сырая,

А для меня — твои тревоги

И добрый мир твоих забот…

Мы им песен петь не могли ввиду моей музыкальной бездарности. Что ж, я читала им стихи. В кружку, через трубу. А пока хватало голоса вначале просто кричала у двери, тоже было слышно во всех камерах. Я уже выдыхалась, а они просили еще и еще — и снова у меня брались силы неизвестно откуда. Про Рождество, про волчью охоту, про мальчишку, который просит тюрьму дать ему кличку… Про веселых сказочных драконов — они никак не обжоры, просто у них чешутся зубы… И не надо было мне никакого другого признания, да и нет признания выше — дать измученным людям под Новый год хоть десять минут радости!

***

Стоял уже январь, и подступали крещенские морозы. Таня, Оля и я решили отметить Крещенье по всем народным обычаям. Спокон веку и в России, и на Украине принято было в этот праздник обливаться водой на морозе или окунаться в прорубь. По старому поверью, ничего кроме здоровья обливание в такой день не приносит, и бояться простуды не надо. Наши старшие, узнав о таком намерении, только головами качают. Но всерьез не отговаривают: если душа требует, стоит ли спорить? Иногда минута радости важнее всех медицинских перестраховок. Кроме того, Татьяна Михайловна, хоть в матери нам годится — тоже обливалась в Крещенье из колодца в зоне — и ничего. А простуд нам и так хватает: уже и Оля съездила в карцер, и мы не вылезаем…

Колодца в нашей новой зоне нет, но это нас не смущает. После отбоя, когда все ложатся, мы выносим на дорожку ведра и корыто с водой и устанавливаем их между сугробов. Мороз нешуточный, но звезды такие ясные, и нам так весело в эту ночь! Выносим маленький биметаллический термометр, который ухитрился передать мне Игорь. Ого! Минус двадцать пять! Но в наши шалые головы уже бьет молодое хмельное озорство — ничего с нами не случится в такую ночь! И не увидит никто — ведь глухой забор! По нашей затее, следует раздеться догола, пробежать по снежку до воды, опрокинуть на себя пару ведер — и в дом, обтираться и греться. Первой бежит Таня. Возвращается мокрая и смеющаяся. Батюшки, и волосы намочила!

Потом бегу я. Снег обжигает босые ноги, звезды посмеиваются над моими худыми ребрами, а во мне скачет веселье маленькой огненной шутихой. Вот и ведра. Вода кажется совсем теплой. Чтобы не налить на дорожку (мне же завтра лед скалывать), прыгаю в сугроб и обливаюсь там. Мгновенный ожог, и потом уже не холодно. Бегу в дом. По дороге не удерживаюсь и часть тропинки прохожу лихим вальсом. Таня накидывает мне на плечи полотенце. В эту ночь нам не нужно поводов для смеха.

Оля бежит и надолго пропадает. Потом неожиданно что-то белое, тонкое стучит в темное кухонное окно. Оказывается, она не может найти воду (ведра ставили мы с Таней): по ошибке побежала не на ту дорожку. И теперь в форточку спрашивает — где? Таня дает ей точные ориентиры, и через минуту Оля уже в доме, мокрая и (глазам своим не верим!) — с румянцем. Насухо растершись, во всем чистом, завариваем чай. Сердобольная золушка щедро отсыпала нам заварки на ночь: «Чтоб согрелись, сумасшедшие, после вашего обливания!»

Ирина Ратушинская
.

Что мы тогда болтали, над чем хохотали — не помню, хоть убей! Потом сообразили, что на Крещенье следует гадать: наводить зеркало в зеркало, лить воск, жечь бумагу, смотреть, на что будет похожа тень.

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали.

За ворота башмачок,

Сняв с ноги, кидали…

Мы, конечно, солидные замужние дамы, да и вместо башмачков у нас солдатские кирзовые сапоги. Но будьте уверены, что все три наши сапога летят с крыльца через минуту после того, как нас осенила эта идея. Ну-ка, старенький атлас, покажи хоть приблизительно, куда носами легли наши «башмачки»? Олин сапог показывает на Украину, Танин — куда-то на восток (может, в ссылку? У нее этой весной — конец срока), мой — явно в сторону поселка Явас, где лагерь «двойка» и ШИЗО-ПКТ. Что никак не ослабляет нашего веселья. Потом по очереди, в темной комнате, при двух свечах (как положено!) наводим одно облезлое зеркало в другое и всматриваемся в образующийся мутный коридор:

— Суженый-ряженый, приди ко мне ужинать!

Мне кажется, что в конце коридора я видела какой-то светлый всплеск. Но, может быть, только кажется?..

Нет-нет, мы вовсе не были сумасшедшие в ту крещенскую ночь! Просто молодые… И как по писаному, ничего с нами не случилось, даже насморка. Вот только сапожки наши показали вернее, чем хотелось бы. Оля действительно поехала в следующую осень на Украину и обратно спецэтапом КГБ. Умер ее отец, и ей позволили пойти на могилу и дали свидание с измученной горем мамой. Тане по окончании пяти лет лагеря добавили еще два — за голодовки (сработала статья 188−3)! И увезли на восток, в уголовный лагерь Ишимбай. Мне же предстояли в этот год три «гастроли» в ШИЗО, а следующий, 86-й, я встречала в одиночке ПКТ. Мой «суженый-ряженый» в это время распечатывал мои стихи для самиздата, передавал на Запад «Хронику Малой зоны», писал обращения к парламентам европейских стран.

Новый год на пересылке

Фрагмент из воспоминаний Валерия Ронкина, советского политзаключенного и диссидента. В 1965 году Валерий Ронкин был арестован и осужден на 7 лет лишения свободы и три года ссылки по статьям 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда).

Валерий Ронкин. Фрагмент книги «На смену декабрям приходят январи…: Воспоминания бывшего бригадмильца и подпольщика, а позже политзаключенного и диссидента»

Новый, 1969 год мы с Т. встречали на пересылке. Алика Гинзбурга отправили на зону раньше.

На этот раз мы получили посылки, которые наши родные успели отправить в Саранск. Кроме конфет, кофе и колбасы (в следизоляторе, в отличие от зоны, ее можно было получать) мне мама прислала маленькую, сантиметров в пять высотой, пластиковую елочку. Оставалось сварить кофе. В Саранске как-то по всей тюрьме погас свет, и в камеры принесли свечи. Мой сосед перевернул свечу и начал ее оплавлять — оплавил чуть не до половины и полученный ком парафина спрятал («Зачем тебе?» — «Пригодится»).

Теперь мы этот парафин использовали — в консервную банку положили комок, на него — вату, выдранную из ватника, — получился небольшой костерок. На нем мы и сварили кофе в баночке из-под кофе — она была картонная, изнутри выложенная полиэтиленом, но донышко было железное.

«Весь этот криминальный мир, эти убийцы и воры, становились такими кроткими и благопристойными»

Воспоминания Веры Прохоровой (1918 — 2013), дочери последнего владельца трехгорной мануфактуры, преподавателя Московского Института иностранных языков им. М. Тореза (ныне Московского государственного лингвистического университета), осужденной в 1950 году по статье 58 УК РСФСР на 10 лет лишения свободы. В ГУЛАГе Вера Прохорова провела шесть лет.

Вера Прохорова. Фрагмент интервью «Russian Pickwickians: Dickens from an Orthodox Vantage», данного журналу Road to Emmaus в 2000 году.

Наши рождественские празднества свидетельствовали, что в людях нельзя уничтожить стремление к чему-то поистине небесному.

Им нельзя овладеть, возможно, потому, что оно слишком возвышенно, но мы все ощущали его наличие.

Несмотря на то, что в каждом лагере празднования различались, огромная духовная чистота праздника была одинаковой, чего я не испытывала с раннего детства. Такое возвышенное чувство единства, братства и любви!

Когда я восстанавливаю в памяти эти картины, мне кажется, что эти празднования были на самом деле самыми духовными, самыми трогательными и самыми близкими к Богу. Мы чувствовали, что Бог был среди нас.

vp

Вера Ивановна Прохорова (1918–2013) 

Но примечательно, как шло приготовления к этим празднествам. Каждое празднование требовало много энергии, терпения, смелости и стойкости, и каждый шаг к празднованию был опасен. Приготовления начинались первого октября, когда в Сибирь приходили первые морозы, а вскоре за ними выпадал снег. Поскольку большинство женщин в лагере было из России или Украины, верующих называли «монашками». Они были не монахини, а просто религиозные женщины из деревень, чье преступление состояло в том, что они протестовали против закрытия церквей. Они вступали в спор с теми, кто приходил закрывать церкви, и их арестовывали. Их забирали от своих мужей, детей и внуков, и они были приговорены как «контрреволюционеры», пытавшиеся разрушить будущее процветание советского общества. Эти женщины были инициаторами праздника, и какая же тесная связь была между ними! Они помогали друг другу в самых трудных обстоятельствах — с едой, с получением продовольствия из домашних посылок, и даже с получением одежды из закрытого «гардероба»

За несколько месяцев до Рождества каждая женщина, получавшая посылку, отдавала часть своей муки, сахар, сухофрукты или вяленую рыбу женщине, ответственной за празднование. Все это было аккуратно отсортировано и спрятано, как правило, в сугробах во дворе, потому что каждый угол в лагере тщательно обыскивался. Ночью, когда вся охрана отправлялась по домам за пределы лагеря, печь продолжала гореть, потому что был ужасный мороз. Так что по ночам за недели наперед эти женщины готовили на печи в бараке множество всяких угощений. Они готовили кутью из пшеницы, сладкое кушанье из зерен с сахаром или медом и сухофруктами, которое мы обычно используем во время поминальных и праздничных дней. Они делали замечательные пирожки со смородиной. Они приготовляли сушеный картофель так, что он казался восхитительным. Но делали они это с осторожностью и благоразумием, а потом все припрятывали. Если охрана случайно обнаруживала эти свертки, их яростно уничтожали, а ответственную женщину наказывали.

Но к великому дню Рождественского Сочельника все было готово. Конечно, нам также нужна была Рождественская елка. Одна из бригад заключенных работала на лесоповале. В назначенный день каждая женщина из этой бригады прятала маленькую елочку под своей арестантской одеждой. В воротах лагеря их тщательно обыскивали, находили елочки в большом количестве и ломали их. Но был жесточайший холод, и для обыска бригады в конвое было всего три охранника, а женщин больше пятидесяти. Пока одну из них обыскивали, две или три проходили позади нее. Так что в Рождественский Сочельник в каждом бараке была елка. Другая бригада трудилась на обработке слюды, прозрачного как стекло минерала, а частички слюды сверкали и блестели. Так вот, из производственного цеха, где они трудились весь день, эти женщины приносили маленькие кусочки слюды для украшения.

Конечно, столы тоже нужно было чем-то покрыть. Но столы были очень длинные, за каждым умещалось восемьдесят человек, и представить себе скатерти такой длины было просто нереально. Но на протяжении месяцев в разные дни женщины умудрялись раздобыть простыню, которую забирали из запертой кладовой, говоря: «Понимаете, моя наволочка вся разодрана, я не могу спать на голом сене». Ладно, ей выдавали простыню.

Таким образом, в Рождественский Сочельник в каждом бараке, во всю длину стола лежали скатерти из белых простыней. На каждом столе была сверкающая елка, которая сияла частичками слюды и красивой звездой из цельной слюды. Почти каждый день на протяжении осени, столовая недосчитывалась столовых приборов, так что к Рождеству был полный комплект мисок, ложек и кружек к банкету. Вы не представляете, как это было трудно, потому что бараки очень часто обыскивали, и если они находили под подушкой всего лишь одну ложку, она немедленно конфисковалась. Лагерные ложки пересчитывались по мере их возвращения, поэтому раздобыть и спрятать столько ложек, мисок и кружек было большим подвигом. Это устраивали семь или восемь женщин.

Во время ежедневной работы эти женщины часто друг с другом ссорились. Представьте себе, в одном месте собрались русские, украинки, немки. Но в тот вечер, я не могла их узнать. Как ловко некоторым из них удавалось раздобыть еще одно платье из каптерки: «Зачем тебе это платье?» — «Это на 9 октября…» — «Это запрещено…» Но так или иначе, дежурная была тоже из заключенных, и она зависела от остальных, поэтому мало помалу она уступала.

В 10 вечера в Сочельник нас запирали в бараках, и тюремное начальство и охрана уезжали из зоны в свои деревянные дома, которые располагались в двух километрах оттуда. Тюрьма была надежной, поэтому они уезжали без опасений. Конечно, на дворе стоял декабрь, был жуткий холод, и они не хотели приезжать ночью для обысков, поэтому мы знали, что находимся в относительной безопасности. В полночь, женщины, которые осуществляли подготовку стола, похожие в своих платьях на ангелов, по одной подходили к каждому в бараке и очень вежливо приглашали нас к столу: «Будьте добры, присоединяйтесь, присаживайтесь за стол». Приглашали даже коммунистов. Некоторые ворчали: «Это в честь Бога, никакого Бога нет», но все равно приходили, они очень хотели придти, и большинство из них принимало участие в пении.

Есть такая украинская традиция, что в Сочельник за столом должно быть тринадцать перемен блюд, и у нас всегда их было тринадцать. Прекрасные, очень вкусные блюда. Сначала маленькие булочки с изюмом, потом кутья с сухофруктами, затем какое-то вкусное блюдо из вяленой рыбы и потом еще и еще до тринадцати. И все это время елка в центре мерцала частичками слюды.

Надо сказать, что весь этот криминальный мир, эти убийцы и воры, становились такими кроткими и благопристойными. Они сидели друг подле друга на скамьях, и им казалось, что они в раю. Когда наступало время службы, так называемые «монашки», верующие деревенские женщины, которые очень хорошо знали Рождественскую службу, начинали петь. Украинки тоже пели, и пели превосходно! Сначала пели православные, потом немки, поляки, украинские католички, а затем протестантки. Все они пели свои службы. А Евангельское чтение! Я уже упоминала, что почти в каждом бараке, как минимум одна женщина прятала экземпляр Евангелия, которое ей удавалось сохранить после обысков. Каждый год, в каждом бараке было Евангелие, которое читалось в этот день. Я помню одну пожилую немку, которая читала отрывки наизусть, и американку, которая читала по-английски. На каждом языке мы слушали Рождественскую историю. И мы все пели, даже ожесточенные убийцы и воры, все женщины, которые верили во Христа и Рождество.

Было чувство, что ты на небесах. Среди нас было абсолютное духовное единство, как будто все мы из разных групп слились в один голос, величающий Иисуса Христа и величайшее на земле событие. Пели латышки, пели немки свое Stille Nacht, а также полячки, китаянки, эстонки, украинки, армянки, француженки, американки. Все они пели колядки своих стран.

Конечно, в этих ужасных лагерях были очень тяжелые условия, и это никак не способствовало формированию добрых чувств между людьми. Была холодность, раздражительность, несправедливость… естественное влечение к семье, которая была так далеко. Люди зачастую были ожесточены, но в тот момент единственный раз в году мы чувствовали, что на земле воцаряется рай. И мы долгое время потом вспоминали это, говоря друг другу: «А помнишь то-то и то-то… Это было так прекрасно!»

За шесть лет только одна женщина отказалась придти. Она была коммунисткой, копия Троцкого, но одна из женщин принесла ей еду к ее кровати, и она съела. Она говорила: «Эти люди просто невежды. У них нет ни ума, ни культуры… но еда вкусная». Она тоже поучаствовала, но в такой мере, в какой смогла. Впоследствии преступники и многие коммунисты говорили: «Это было так прекрасно. Значит, Бог милостив?» — «Да, да, Бог милостив», — говорили мы. «Он нас простит?» — «Простит, если вы верите правдиво и искренне, и если вы раскаиваетесь, Бог вас простит. Он не такой как начальник тюрьмы. Он совершенно другой». — «Да, — говорили они, — мы это чувствуем».

Все, и молодые, и старые, с разным культурным уровнем и разными профессиями, те, кто обычно казались друг другу чужими, кто часто жестоко ссорился, совершенно переменялись в эту ночь. Мы все знали, что с нами Бог, и в эту ночь эту веру не могла разрушить ни одна земная власть. Мы были счастливы, и даже те, кто имел трудный характер, были рады стать частью одной человеческой семьи, славящей Христа и Его рождение. Это был праздник, который я запомню навсегда, и я знаю, что никакая земная власть не нарушит этого единства.

Иллюстраци Юлии Солудановой

Источник

Поделитесь с друзьями:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • В закладки Google
  • Google Buzz

Find more like this: АНАЛИТИКА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *