“Прощание славянки”. О судьбе легендарного марша и его создателя

by on 23.09.2012 » Add the second comment.

23.09.2012

«Прощание славянки»… Так откликнулась душа молодого штаб-трубача 7-го кавалерийского полка Василия Агапкина (на фото) на борьбу сербов против османского ига. Этот марш прогремел на перронах тамбовского вокзала в 1912 году и с тех пор не смолкает ни на парадах, ни на проводах в бой, ни в душах старых солдат.

Последний раз я слышал его в Кремлевском концертном зале на празднике 300-летия Российского флота. Новые слова старого марша пела — и как пела! — замечательная русская певица Татьяна Петрова. Зал встал. По щекам ветеранов текли слезы. Плакали крепкие люди – бывшие моряки. Плакали от гордости за былые походы и от обиды за поруганную армию, за ржавеющие у причалов корабли, за эскадры мертвых подводных лодок, выброшенных на осушку, за полунищих офицеров… А марш звучал отчаянно, бесстрашно, грозно и грустно…

Мне посчастливилось держать в руках инструмент – серебряный корнет-а-пистон – на котором этот марш был впервые сыгран автором. Дочь Василия Агапкина достала его с антресолей квартиры на Садовом кольце и доверила мне семейную реликвию на несколько дней.

Готовилась новая грамзапись «Прощания славянки», и я договорился с тогдашним начальником военно-оркестровой службы Вооруженных Сил генерал-майором Н.Назаровым, что первые такты марша будут сыграны на подлинном инструменте автора.

Поразительно, но в той квартире, где до 1963 года жил Василий Иванович Агапкин, еще распевала канарейка, которую он любил слушать.

Музыканты вообще любят певчих птиц, но здесь, хочется думать, птица была неслучайная.

Соловей, соловей, пташечка.

Канареечка жалобно поет…

Быть может, именно с этой песней шел по проселку в летние лагеря 308-й пехотный батальон, и выбежавший ему навстречу семилетний парнишка остолбенел: солдаты в белых рубахах, длинные штыки, песня и музыканты, перехваченные ослепительными витками духовых инструментов.

Сколько их было во все времена, таких вот мальчишек, чьи будущие судьбы решались тут, на обочинах дорог, в золотых отблесках труб, под вычеканенные солдатским шагом аккорды… Именно так, с придорожья захвачены были и унесены на всю жизнь в музыкальную стихию и тогдашний главный военный дирижер оркестров Советской Армии генерал-майор Назаров, и основатель Ансамбля песни и пляски Советской Армии композитор Александров.

Да и, пожалуй, редкий военный музыкант не признается в том, что именно в такой миг и посчитал он, что самая прекрасная в мире профессия – трубач, шагающий впереди воинского строя.

С семи лет и до последнего, 80-го года жизни не изменил этому убеждению Василий Агапкин.

Мачеха привела крестьянского паренька в батальонный оркестр, и Вася получил самую маленькую, но самую звонкую трубу – корнет-а-пистон. Вот послужной список юного музыканта: «1894-1899 – воспитанник оркестра 308-го пехотного батальона в городе Астрахани. 1900-1901 – 82-й пехотный Дагестанский полк в Грозном. 1901-1905 – 45-й драгунский Сиверский полк в Александрополе. 1905-1910 – 43-й Тверской полк».

«Звездный час» жизни застал Василия Агапкина в 7-м запасном кавалерийском полку, квартировавшем в Тамбове. 14 лет службы в военных оркестрах, занятия в Тамбовском музыкальном училище вполне подготовили 28-летнего штаб-трубача к тому, чтобы сочинять сносные марши, мазурки, вальсы. Но для создания шедевра – а марш «Прощание славянки», бесспорно, таковым является – нужно было нечто такое, что позволило, например, французскому инженеру капитану Руже де Лилю в одну ночь написать бессмертную «Марсельезу». Нужны были взрыв, душевное потрясение; необходимо было всенародное событие, счастливо разрядившее бы предельно сжатые творческие силы музыканта.

Видимо, с Агапкиным подобное случилось в октябре 1912 года, когда до Тамбова докатилась газетная весть о том, что балканские славяне начали освободительную войну против пятисотлетнего оттоманского ига. Они и сейчас еще волнуют — эти пожелтевшие газетные строки: впервые с 1403 года, года первого восстания против турецкого ига, болгары, сербы, греки, черногорцы были так близки к победе. За какой-нибудь месяц войска славян дошли до предместий Стамбула. В России ликование: пожертвования, молебны, толпы добровольцев.

Когда-то Чайковский написал по случаю русско-турецкой войны 1877 года «Славянский марш», который, по его собственному признанию, «публика приняла с большим подъемом». Тот же благородный порыв, сроднивший композитора с мировым именем и безвестного кавалерийского трубача, заставил Агапкина просиживать ночи у рояля.

Марш родился на фортепьянных струнах, был опробован на трубе и впервые грянул в Тамбове на параде 7-го кавалерийского полка.

Со слов родных Василия Ивановича известно лишь, что написан марш был не сразу; рождающаяся мелодия не давала ему спать по ночам; работал он долго, мучительно, замкнуто.

Вот, пожалуй, и все, что знаем мы сегодня о том, как создавался знаменитый марш. Сохранилась фотография, запечатлевшая автора «Прощания славянки» в достопамятный для него 1912 год, и краткое предисловие, сделанное его рукой в шестидесятых годах незадолго перед смертью: «Марш написан мною по поводу балканских событий 1912 года. Он посвящается всем славянским женщинам».

В 1915 году, когда войска кайзера повели наступление на Варшаву, капельмейстер Агапкин написал грустный вальс «Стон Варшавы», будто предсказывал в музыке печальную судьбу польской столицы на четверть века вперед. Да и самому ему пришлось наступать на Варшаву, только с востока, спустя всего пять лет…

После октябрьского переворота Агапкин был призван в Красную армию. Но марш его гремел и в белых, и в красных полках. Он оказался неделимым. Под его мужественные рулады уходили на позиции и красноармейцы Фрунзе, и добровольцы-корниловцы, железная дивизия Щорса и бойцы Колчака… Ведь и тех, и других провожали на смерть российские славянки.

Василию Агапкину довелось воевать в конных порядках красного гусарского полка (был такой на Западном фронте). К счастью, свалила его не пуля – тиф. И после изнурительной болезни командир взвода трубачей был отпущен на поправку в родной Тамбов. Там из огня угодил в полымя: по всей округе полыхал крестьянский мятеж Антонова. Агапкин был мобилизован в войска ОГПУ, которые подавляли восстание. Но, слава Богу, стрелять по своим землякам ему не пришлось. Как отменного специалиста военно-оркестрового дела, его вскоре отозвали в Москву.

Ровная стопка почетных грамот, дипломов, надписи на именных часах, портсигаре за безупречную службу объясняют, как и почему Агапкину был доверен дирижерский пульт образцового оркестра НКГБ. Еще один любопытный документ – приглашение коменданта Московского Кремля в комиссию по усовершенствованию музыкального боя часов Спасской башни.

Перезвон главных курантов страны настроен по слуху автора марша «Прощания славянки»…

В 1921 году «старорежимную» «Славянку» в Красной армии уже не исполняли. Звучал он лишь на далекой туретчине, где в галиполиийских лагерях время от времени принимал парады разбитых, но не рассеянных белых полков генерал Кутепов. Играли «Славянку» и в Болгарии, и в Сербии, и в Тунисе – всюду, где оставались островки русского воинства, русской жизни. Но до слуха автора марша не доносились звуки его любимого произведения. Он творил новые вещи – вальсы, мазурки, падекатры, польки… Написанные в добротной старокапельмейстерской манере они так и не были востребованы строителями социализма. Агитпропу не нужны были вальсы «Голубая ночь», «Сиротка» или «Душевные раны»…

Пожилые москвичи, наверное, помнят предвоенные концерты духового оркестра в саду «Эрмитаж». Седой, подтянутый человек взмахивал дирижерской палочкой ровно в семь, так что по первым трубным звукам местные жители проверяли часы. Вальсы сменяли мазурки, марши… Но вот кто-то из завсегдатаев парка выкрикивал из толпы слушателей: «Славянку!», «Прощание Славянки!» К нему присоединялись другие, и тогда оркестр исполнял свой коронный номер – » Марш прощание славянки» под управлением автора.

…За спиной тридцать лет военной службы, большое хлопотливое детище – образцовый оркестр НКГБ, сотни концертов ученики, благодарные слушатели… Друзья, однокашники в большинстве своем – уже пенсионеры. А он, Агапкин, не спешил опускать дирижерскую палочку, будто-то предчувствовал, что главный его капельмейстерский выход еще впереди.

Случай оказался справедливым. Вряд ли преднамеренным было то, что в канун исторического парада 1941 года именно дирижер оркестра отдельной мотострелковой дивизии имени Дзержинского военинтендант 1 ранга Агапкин — один из немногих оставшихся в Москве оркестрантов – был вызван к Буденному.

Но в высшей мере справедливо то, что полки шли маршем по Красной площади под музыку, заданную старейшиной капельмейстерского корпуса…

Особая сложность доверенного Агапкину дела состояла в том, чтобы за считанные дни из музыкантов, собранных на скорую руку из разных частей, сколотить добротный сводный оркестр, причем в обстановке полной секретности предстоящего парада. В самое утро 7 ноября грянул неожиданный мороз и, к величайшему волнению дирижера, выяснилось, что клапаны труб стали подмерзать. Трубы отогревали под шинелями уже на самой Красной площади. И не было никакой гарантии, что в нужный момент инструменты не откажут. О том, что было дальше, можно рассказать словами самого Агапкина (сохранилась рукопись его исторических воспоминаний о параде):

«Раздалась команда командующего парадом «Смирно!». По исполнительной команде «Марш!» я дал знак играть марш «Парад». Звук марша точно совпал с первым шагом под левую ногу передней шеренги. (Этот момент самый нервный для дирижера). Оставалось еще одно опасение – не отказали бы играть инструменты.

Я напряженно наблюдал за проходившими частями, не идет ли какая из них под правую ногу. Нет! Все в порядке. Было особенно страшно, когда оркестр переходил с марша на марш. Так как изменение звука и характеристики новой темы могло сбить движение и некоторые солдаты могли инстинктивно сменить ногу. Но этого не случилось.

Стрелковые части прошли, пора было отводить оркестр к ГУМу, чтобы дать место кавалерии. Я хотел было шагнуть со своей подставки, а ноги не идут. Они примерзли к помосту. Я попытался шагнуть более решительно, но проклятая подставка застряла и пошатнулась.

Ну, думаю, беда. Сейчас я упаду, и враг будет злорадствовать, что на параде большевиков капельмейстер так перестарался, что даже свалился с «вышки».

Что делать? Прохождение пехоты уже заканчивается. Задержу кавалерию, получится заминка, а я не могу даже крикнуть — губы замерзли, не шевелятся. Жестом никого не подзовешь: любой мой взмах на виду у всего оркестра может быть истолкован как дирижерский приказ. Спасибо капельмейстеру Стейскалу. Он догадался и быстро подбежал к подставке. Я нагнулся, рукой оперся на его плечо и отодрал ноги от подставки.»

Проходившие части были одеты в боевую, походную форму. На суровых лицах одна мысль — «стоять насмерть». А потом грянуло «Прощание славянки»…»

В середине шестидесятых годов по телевидению демонстрировался многосерийный фильм «Летопись полувека». В ленте «Год 1945» друзья и родственники Агапкина увидели на экране знакомую прямую фигуру в белом кителе. Она промелькнула лишь на мгновение в кадрах хроники, посвященных параду Победы. Судьба снова выказала свою справедливость к старому музыканту – полковник Агапкин вместе с генералом С.Чернецким управлял тысячетрубным оркестром с того самого места, где в 1941 году состоялась вторая историческая премьера его марша. По его команде сотня фанфаристов подала сигнал к началу парада: «Слушайте все!»… Сталин стоял на трибуне Мавзолея. Спустя восемь лет, когда его хоронили, и вороные кони тащили орудийный лафет с гробом вождя, перед сводным оркестровым батальоном стоял снова полковник Агапкин. Под взмахи его палочки плыли над Красной площадью и траурные мелодии, и Гимн Советского Союза.

— Я играл под началом Агапкина много лет , — вспоминает ветеран военно-оркестровой службы Л.Г. Коровко. – Уравновешанный, спокойный и очень добрый человек. Всегда давал взаймы. Только подойдешь – «Товарищ полковник…» «На!..» По лицу все видел. И забывал о долгах… Позволял нам, музыкантам, играть в театрах и, особенно, учиться… Сам учился до последних лет жизни. Собрал дома огромную музыкальную библиотеку. Обладал он великолепным гармоническим даром. И сам был блестящим корнетистом. До сих пор слышу его концертную польку для корнетов… А под конец жизни стал глохнуть. Это была его большая личная драма…

У каждой войны есть свой музыкальный символ. Русско-японскую войну 1904 – 1905 гг. печально знаменует вальс – реквием «На сопках Манчжурии». Пламенным гимном Великой Отечественной войны стала песня «Вставай, страна огромная».

Марш » Прощание славянки» обычно связывают с Первой мировой войной.

Марш Агапкина трудно приурочить к какой-либо конкретной войне, разве лишь по рождению – к балканским событиям 1912 года. Как и всякий шедевр, он счастливо пережил свое время и теперь навечно зачислен в арсенал отечественной духовой музыки. Навечно, потому что всегда в искусстве тема прощания с домом, с Родиной людей, уходящих на трудное опасное дело, верящие в его правоту и победу.

Польские партизаны-антифашисты уходили в леса и горы под боевую песнь сложенную на мотив «Славянки» – » Расшумялися вежбы плаченцы» – «Расшумелись плакучие ивы…».

В Болгарии «Прощание славянки» гремит на парадах в Софии и на выпусках в офицерских училищах. В Германии этот марш известен как «Разговор с фронтовым товарищем». Немцы считают, что в основе его мелодии лежит старинный прусский марш. Родные мотивы слышат в нем чехи и словаки. И конечно же, сербы. Ведь походный марш был написан для них…

Старым маршам присуща особая задушевность. Но многие из них слушаются сегодня с легкой улыбкой: слишком уж старается тамбур-мажор, слишком уж напыщенны рулады валторн, напоминающие султаны на касках лейб-гвардии… Произведение же Агапкина на подобном фоне разительно отличает суровая сдержанность, строгая интонация чистая, единого дыхания, мелодия. Написанный под шаг походного солдатского строя, под перестук эшелонных теплушек, марш «Прощание славянки» не выбивается из ритма и сегодня под грозный гул танковой колонны или ракетного поезда. В одной из частей морской авиации есть традиция — на особо важные задания ракетоносцы поднимаются в воздух при развернутом на аэродроме Знамени и под трубные звуки «Прощания славянки».

Впрочем, марш этот давно уже вышел из сферы военной жизни. Им встречали и провожали в не столь давние времена китобойные флотилии и трансокеанские лайнеры, эшелоны с целинниками и студенческими строительными отрядами, под него уходили пассажирские поезда из Бреста и Севастополя… Впрочем, он и сегодня гремит в дни народных гуляний и на торжественных концертах, звучит с грампластинок и магнитных лент.

Такты старого русского марша отбивали в ладоши парижане, когда бывший оркестрант В. Агапкина, ставший народным артистом РСФСР генерал-майор Н. Назаров дирижировал в парке Тюильри первым Отдельным показательным оркестром Министерства обороны СССР.

Можно привести длинный список фильмов, в которых «Прощание славянки» воскрешает тот особый душевный подъем, присущий людям в дни военных испытаний. А замечательный художник Константин Васильев написал картину, которой дал название любимого марша.

При жизни Василия Ивановича Агапкина знакомые и незнакомые люди звонили ему и сообщали, что в такой-то прочитанной ими книге – в художественной ли в документальной – упоминается легендарный марш. Ноты начальных аккордов его золотом выбиты на надгробной плите Агапкина.

Имя автора забывается лишь в двух случаях: либо когда произведение его серо, либо когда оно приобрело такую популярность, что его начинают считать народным творением. Последнее случилось с маршем Агапкина…

В 1963 году полковник в отставке Василий Агапкин скончался. Прах его покоится на Ваганьковском кладбище. На сером надгробном камне золотом выбиты первые три такта «Прощания славянки».

Москва – Тамбов

Народный Собор

Поделитесь с друзьями:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • В закладки Google
  • Google Buzz

Find more like this: НОВОСТИ

One Response to “Прощание славянки”. О судьбе легендарного марша и его создателя

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *