110 лет назад, 3 (16 по новому стилю) июня 1907 года царский Манифест возвестил о роспуске II Государственной думы. Одновременно население Российской империи было поставлено в известность об изменении порядка избрания новой Думы. Николая II и его правительство не смутило то, что, пойдя на такой шаг, они фактически осуществляли государственный переворот. Ведь согласно манифесту 17 октября 1905 года никакой новый закон не мог появиться без одобрения его Госдумой. Так в истории первой русской революции была поставлена точка.
Потрудиться на благо России депутатам II Государственной думы довелось недолго — всего 103 дня. Причем к разгону парламента правительство Петра Столыпина готовилось заранее. Новый избирательный закон был заблаговременно составлен товарищем министра внутренних дел Сергеем Крыжановским и еще в мае рассмотрен на заседании Совета министров, участие в котором приняли несколько лояльных правительству членов Госсовета и Госдумы.
Впрочем, такая развязка не выглядела неожиданной: отношения между Думой, с одной стороны, и правительством Столыпина и царем, с другой стороны, не сложились. Еще в период предвыборной кампании во II Госдуму правительство не осталось равнодушным к тому, кто окажется в стенах Таврического дворца в феврале 1907 года. К примеру, от выборов отстранили крестьян, имевших задолженность перед Крестьянским банком. Но главное — права переизбраться были лишены подписавшие Выборгское воззвание депутаты I Госдумы, а таковых было более двухсот. Еще в июле 1906 года против них было начато уголовное преследование за то, что после разгона I Госдумы (в том же июле) они обратились к народу с призывом к пассивному сопротивлению: не платить налоги и избегать рекрутской повинности. За что и поплатились.
В результате кадровый состав народного представительства претерпел радикальное изменение. Только 32 члена I Госдумы стали депутатами II Госдумы. Еще два народных избранника прежде были членами Государственного совета.
.
Однако общий итог выборов не мог порадовать ни царя, ни его министров. Во II Госдуме было 518 депутатов. При этом представительство левых сил только возросло. Наиболее крупными фракциями оказались трудовики — 104 места, социал-демократы — 65, эсеры — 37. Кадеты получили 98 мест. Были представлены и правые и монархисты (в том числе члены “Союза русского народа”), и “Союз 17 октября”. Имелись в российском парламенте и казачья группа (17 мест), и польское коло (46), и мусульманская фракция (30).
Сравнивая состав вновь избранной Госдумы с ее предшественницей, лидер кадетов Павел Милюков писал: “Правительству удалось обессилить Думу, лишив ее прочного большинства. Но ему не удалось сделать Думу своею. Мало того, маленький избирательный бюллетень, несмотря на все попытки искажения выборов, сделал свое дело: он показал действительное настроение громадного большинства русского населения. Вторая Дума вышла гораздо левее Первой. Кадетские голоса лишь перешли частью к левым и к социалистам, впервые выступившим от своего имени. Правительство получило всего пятую часть состава Думы”.
Тем не менее внешне правительство Столыпина было настроено на конструктивную работу, подготовив для внесения в палату свои законопроекты. Через две недели после открытия думской сессии, 6 марта, перед депутатами выступил сам председатель Совета министров России. Держался он очень уверенно. По словам Столыпина, все вносимые в Думу законопроекты объединяла “одна общая руководящая мысль” — создание правового государства. “Преобразованное по воле Монарха отечество наше должно превратиться в государство правовое, так как пока писаный закон не определит обязанностей и не оградит прав отдельных русских подданных, права эти и обязанности будут находиться в зависимости от толкования и воли отдельных лиц, то есть не будут прочно установлены”, — заявил он.
Столкновение с полицией в день открытия II Государственной думы
Яркую картину того, что произошло дальше, оставил потомкам тогдашний министр финансов Владимир Коковцов: “Следом за Столыпиным вышел на кафедру депутат Церетели, сыгравший потом немалую роль в составе Временного правительства, и полились те же речи, какие мы привыкли слушать за время первой Думы. Та же ненависть к правительству, то же огульное осуждение всего слышанного, то же презрение ко всем нам и то же неудержимое стремление смести власть и сесть на ее место и создать на развалинах того, что было до сих пор, что-то новое, свободное от сплошного беззакония, которое отличает всю деятельность тех, к кому нет иного отношения, как вражды и желания свести давно подготовленные счеты. Во время этой речи заседание превратилось в настоящий митинг”.
Участвовали в этом “митинге” главным образом депутаты левых фракций. А когда прения были наконец-то закончены, на трибуне вновь появился председатель Совета министров России. Свое краткое выступление Столыпин завершил вошедшими в историю словами: “Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: “Руки вверх”. На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: “Не запугаете” (Аплодисменты справа)”.
Тогда же, в марте 1907 года, выяснилось, что найти общий язык с председателем II Госдумы, членом ЦК Конституционно-демократической партии Федором Головиным, Столыпину не удалось. Потомственный дворянин, Головин окончил юридический факультет Московского университета, а перед избранием в Думу три года был председателем земской управы Московской губернии. Будучи избранным председателем российского парламента, он отказался стать посредником между правительством Столыпина и большинством Госдумы при обсуждении очередности рассмотрения правительственных законопроектов.
Судя по всему, не приглянулся Головин и царю, с докладами у которого был трижды — 21 февраля, 10 апреля и 19 мая. Причем Николай II не счел нужным уделять спикеру российского парламента много времени. Об этом свидетельствует запись в дневнике императора от 21 февраля: “Занятое утро с 10 час. До часа. Принял 23 представляющихся, в том числе председателя Думы — Головина”.
В сравнении с законотворческой деятельностью I Госдумы, одобрившей за 72 дня своего существования всего два законопроекта, результаты работы II Госдумы выглядят более впечатляющими. В палату было внесено 287 правительственных законопроектов (причем 99 из них — министром народного просвещения и 48 — министром внутренних дел) и 44 — депутатских. За 103 дня работы Дума успела обсудить и одобрить 20 правительственных законопроектов. Правда, из них лишь три впоследствии получили силу закона (об установлении контингента новобранцев и два законопроекта о помощи пострадавшим от неурожая). Остальные 17 вообще не были рассмотрены Госсоветом. Столь же печальной оказалась и судьба депутатских инициатив. До общего думского собрания дошли только два депутатских законопроекта, а принят всего один — об отмене военно-полевых судов.
Работа II Госдумы сильно страдала от взаимных нападок ее правового и левого флангов как друг на друга, так и на правительство. Кадеты — партия российских либералов — руководствовались тактикой “сбережения Думы”. Стоявшие правее кадетов октябристы (имели 43 места) осуждали революционный террор и критиковали аграрные законопроекты трудовиков и кадетов. Смысл своей парламентской деятельности октябристы видели в создании “прочного конституционного центра”, который могли бы составить октябристы, представители других центристских партий и правые кадеты. Эту идею октябристы реализовали в III Госдуме, куда они провели 154 депутата.
Быстро выяснилось, что по двум ключевым проблемам того времени — аграрному вопросу и отношению к революции — понимание между думским большинством и правительством Столыпина найдено быть не может.
Раздражали министров и депутатские запросы. Показательно, что уже в апреле правительство приступило к разработке нового избирательного закона. А когда он был готов, то, согласно признанию главного разработчика этого документа Крыжановского, “вдруг, как по щучьему велению, возникло среди левого крыла Думы преступное сообщество для ниспровержения государственного строя…”. Информацию об этом дали агенты охранки Болеслав Бродский и Екатерина Шорникова. Несколько лет спустя они признались в своей провокаторской деятельности.
Но это было позднее. А 1 июня 1907 года на закрытом заседании российского парламента Столыпин потребовал отстранить от участия в заседаниях Госдумы 55 социал-демократических депутатов, лишив 16 из них депутатской неприкосновенности ввиду привлечения к суду по обвинению в подготовке военного заговора. Это требование поддержал министр юстиции Иван Щегловитов. Последний сообщил, что изначально предполагалось захватить депутатов на их совместном заседании с представителями военной организации при Петербургском комитете социал-демократической партии, однако полиция опоздала на полчаса…
Парламентарии ответили на требование Столыпина и Щегловитова созданием специальной комиссии под председательством кадета Александра Кизеветтера. Его однопартийцы Василий Маклаков, Сергей Булгаков, Михаил Челноков и Петр Струве, пытавшиеся предотвратить роспуск Думы, встретились со Столыпиным. Однако добиться желаемого им не удалось.
Тот факт, что развязка наступила молниеносно, свидетельствует о том, что дожидаться ответа парламентариев на ультиматум исполнительной власти в планы правительства не входило. В ночь со 2 на 3 июня 37 депутатов были арестованы (остальным удалось скрыться). А утром того же дня был обнародован Высочайший манифест, в котором, в частности, говорилось: “Судебной властью был раскрыт заговор целой части Государственной думы против государства и царской власти. Когда же правительство наше потребовало временного, до окончания суда, устранения обвиняемых в преступлении этом пятидесяти пяти членов Думы и заключения наиболее уличаемых из них под стражу, то Государственная дума не исполнила немедленно законного требования властей, не допускавшего никакого отлагательства.
Все это побудило нас указом, данным правительствующему Сенату 3 сего июня, Государственную думу второго созыва распустить…”
Покушение на П. А. Столыпина в партере Киевской оперы 1 сентября 1911 года. Фрагмет картины художника Дианы Несыповой
ДОКУМЕНТ
Из запроса социал-демократической фракции IV Госдумы министрам внутренних дел и юстиции, 25 октября 1913 г.
“Особая комиссия, выбранная Думой для рассмотрения предъявленного против с.-д. депутатов обвинения, не успела, однако, закончить своей работы, так как 3 июня уже последовал высочайший указ о роспуске Государственной думы, изменение избирательного закона и арест депутатов социал-демократической фракции…
С.-д. фракция III Государственной думы не могла пройти молчанием совершившегося надругательства над судом и личностью своих предшественников и решила при первом возможном случае пролить свет на это темное дело и поднять вопрос о пересмотре дела и освобождении осужденных товарищей.
Такой случай представился 11 августа 1911 г., когда на высочайшее имя и на имя министра внутренних дел поступило прошение бывшего сотрудника и секретного агента охраны Болеслава Бродского, в котором указанный Бродский просил о предании его суду за совершенные им преступные деяния по инсценированию сношений осужденных депутатов с упомянутой военной организацией, для чего он, Бродский, с ведома с.-петербургского начальника охранного отделения генерала Герасимова и директора департамента полиции Трусевича: 1) был инициатором посылки в с.-д. фракцию депутации от солдат петербургского гарнизона, 2) на своей квартире производил переодевание солдат перед отправлением делегации, 3) участвовал в передаче с.-д. депутатам наказа революционного содержания, черновик которого был выработан в охранном отделении и одобрен генералом Герасимовым…
В июле 1913 г. Шорникова явилась в Петербург и добровольно отдала себя в распоряжение властей.
Исполняющий обязанности прокурора особого присутствия правительствующего Сената для суждения о государственных преступлениях Корсак, допросив Шорникову в качестве обвиняемой, в своем заключении констатирует, что Шорникова:
1) поступила в конце 1906 г. на службу в охранное отделение в качестве секретного агента за ежемесячное денежное вознаграждение;
2) что с марта 1907 г. Шорникова, проникнув в военную организацию, постоянно бывала на конспиративных собраниях, на которые приглашала нижних чинов…;
3) с ведома и по распоряжению охранного отделения предложила и затем собственноручно отпечатала на машинке два экземпляра наказа революционного содержания, один из которых передала охранному отделению…
Ввиду всего изложенного мы, нижеподписавшиеся члены Государственной думы, на основании ст. 38 Положения о Государственной думе, предлагаем обратиться к министрам внутренних дел и юстиции с запросом:
1) Известны ли им указанные преступные деяния сотрудников и секретных агентов охраны, повлекшие за собой обвинение и осуждение с.-д. депутатов II Думы?
2) Какие меры они намерены предпринять для прекращения и предупреждения подобных преступных деяний на будущее время и для наказания виновных и восстановления истины в деле осужденных членов II Государственной думы?
Настоящий запрос просим признать спешным”.
ИЗ ДНЕВНИКА НИКОЛАЯ II
“3-го июня. Воскресенье.
Простояла чудная погода. Настроение было такое же светлое по случаю разгона Думы. Утром побывал у Аликс. Мне представились 8 молодцов 16-го Стрелкового полка, кот. сопровождали Николашу из Крыма. Был у обедни, завтракали с музыкой. В 2 1/4 отправился с детьми на пристань, а оттуда с Викторией, Марией, Дмитрием и William на “Царевну”, откуда смотрели на гонку моторных лодок. Они шли из Питера, в Кронштадт, затем мимо “Царевны” и обратно в город. Только одна французская лодка шла большим ходом. После чая на палубе вернулись к пристани, где я показал гостям новую “Александрию”.
Приехали на Ферму около 6 час., остановившись для разговоров с Аликс у нашего дома. Играли в теннис. Вечером прогулялся с Аликс”.
СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА
Председатель II Государственной думы Федор Александрович Головин, будучи избранным в III Государственную думу, оставался в ней рядовым депутатом. Это стало результатом как изменившегося расклада политических сил в стенах Таврического дворца, так и недовольства руководства кадетской партии работой Головина на посту председателя II Думы. В 1910 году в связи с получением железнодорожной концессии он сложил депутатские полномочия, посчитав эти два занятия несовместимыми. В 1912 году был избран городским головой Баку, однако из-за принадлежности к кадетской партии наместник Кавказа граф Илларион Воронцов-Дашков не утвердил Головина в должности. Впоследствии Головин — председатель правления Московского народного банка. В годы Первой мировой войны являлся председателем Общества помощи жертвам войны. После революции служил в советских учреждениях. 10 декабря 1937 года по обвинению в принадлежности к антисоветской организации решением “тройки” УНКВД Московской области был расстрелян. Реабилитировали Головина в 1989 году.
ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
Сергей БУЛГАКОВ, депутат II Госдумы от Орловской губернии:
“Из Гос. Думы я вышел таким черным, как никогда не бывал. И это было понятно. Нужно было пережить всю безнадежность, нелепость, невежественность, никчемность этого собрания, в своем убожестве даже не замечавшего этой своей абсолютной непригодности ни для какого дела, утопавшего в бесконечной болтовне, тешившего самые мелкие тщеславные чувства.
Я не знавал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Гос. Думы, где потом достойно воцарились бесовские игрища советских депутатов. Разумеется, сам я совершенно не годен в депутаты, и потому, может быть, с таким ужасом и вспоминаю эту атмосферу. Однако я сохранил достаточную объективность и бесстрастие, чтобы видеть там происходящее. И нет достаточно сильных слов негодования, разочарования, печали, даже презрения, которые бы мне нужны были, чтобы выразить свои чувства. И это — спасение России. Эта уличная рвань, которая клички позорной не заслуживает.
Возьмите с улицы первых попавшихся встречных, присоедините к ним горсть бессильных, но благомыслящих людей, внушите им, что они спасители России, к каждому слову их, немедленно становящемуся предметом общего достояния, прислушивается вся Россия, и вы получите Вторую Государственную Думу”.
В ЗЕРКАЛЕ РОССИЙСКОЙ ПРЕССЫ
“Настоящая Дума еще ровно ничем не доказала, что она стоит той любви и преданности, которыми мы обязаны отечеству. Отечество — это Бог. Отечество — это прекраснейшее для всякого гражданина художественное произведение, созданное тысячелетним трудом, всею думою и всенародным вдохновением. Поэтому я говорю, что оно — Бог.
Дума — это иногда наскоро сколоченный идол, самомнящий, хвастливый, олицетворяющий себя с народом тем беспечальнее, чем она бездарнее. Выражение г. Родичева: “Отечество — это мы” — фраза, достойная смеха и порицания, а не рукоплесканий. Отечество существует постоянно, как существует человеческая душа. Думу созывают и распускают. Дума должна заслужить перед отечеством, а олицетворять себя с ним — это наглое самозванство…
Дума обязана стремиться к совершенству, обязана выражать собою лучшие силы отечества, а не хвастливость и самомнение. Для Думы отечество должно быть святыней, идеалом, постоянным помышлением, верховным Судьей, перед которым она должна отвечать за каждый свой шаг, за каждое праздное слово, за каждое глупое или вредное действие”.
“Новое время”, 23.03.1907
“Как ни старалась царская полиция запугать народ и заставить его выбрать угодных начальству людей, не удалось ей этого добиться. Во вторую Государственную думу, которая открыла теперь свои заседания, попало много истинных представителей народа, защитников крестьянства и рабочих интересов. Почти около половины всего числа членов Думы составляют крестьянские и рабочие представители. И только четвертая часть членов Думы — черносотенцы, защитники царских и помещичьих интересов. Остальная четверть — разные господа, которые и народу хотят облегчение дать, и с начальством не хотят ссориться. Называются эти господа, по большей части, кадетами или партией народной свободы.
Все-таки Дума, значит, составилась народная, и можно бы ожидать, что она дала бы народу земли и воли. Да нет силы у нее. Вот в первой Думе много говорилось о народных нуждах, а проку никакого из этого не вышло. Как увидели министры, что Дума им не покоряется, а все стоит на своем, так и разогнали ее.
То же собираются они и теперь сделать. Еще не успели депутаты приступить к делу, а министры уже грозятся, что распустят Думу, если она опять будет требовать земли и воли. А царь, как узнал, что много попало в Думу ненадежных людей — социал-демократов, социал-революционеров, да трудовиков, не захотел даже и принимать депутатов, как сделал в прошлом году.
И царь и министры заранее видят, что не сладить им с Думой, и начинают уже готовиться к ее разгону. Они хорошо знают, что сила Думы не в ней самой, а в народной поддержке”.
“Казарма”, № 13, 1907
“По сведениям, полученным С.П. телеграфным агентством из совершенно достоверного источника, 16 апреля при рассмотрении Государственной Думой в закрытом заседании законопроекта о числе подлежащих призыву новобранцев, член Думы Зурабов дозволил себе допустить оскорбительные для русской армии выражения, и, будучи остановлен председателем, Зурабов повторил их еще в более резкой форме. Вследствие сего, присутствовавшие в Думе министры не признали возможным оставаться в заседании и удалились из залы”.
“Минское слово”, 19.04.1907
“3 июня настоящего года явится крупнейшим днем не только для настоящего и близкого будущего России, но и для более отдаленного грядущего. Такие дни записываются на скрижалях истории крупными буквами.
Этот день замечателен не тем, что произошел роспуск 2-й Государственной думы, так как и самый роспуск этот можно было предвидеть далеко раньше, чем созвана была ныне покойная Дума, а замечателен тем, что издан новый избирательный закон, который коренным образом изменяет состав будущих народных представителей”.
“Южный край”, Харьков, 5.06.1907
“Ночь на 3-е июня прошла тревожно. В три часа ночи П.А. Столыпин выехал в Петергоф с роспуском.
Вернулся он на рассвете и немедленно сдал в сенатскую типографию Высочайший манифест и указ о роспуске. Одновременно типография “Правительственного Вестника” получила и текст положения о новом избирательном законе.
В 10 часов утра газетчики получили первые номера “Прав. Вестника” и понеслись по улицам с криками: “Роспуск Думы!”, “Новые выборы!”
Дворники и полицейские по углам улиц стали наклеивать отпечатанные манифест и указ.
Особого впечатления известие в Петербурге не произвело. Оно встречено спокойно. На улицах обычное движение.
В Думе чиновники спешно заканчивают дела. В Думу допускают только Ф.А. Головина и М.В. Челнокова. Бумаги запечатываются, и чиновники государственной канцелярии распоряжаются всем зданием Таврического дворца. Войск не видно”.
“Голос Черноземного Края”, Пенза, 7.06.1907
Материалы подготовил Олег НАЗАРОВ
Find more like this: НОВОСТИ
