Можно ли жить, не сверяясь с часами?

by on 04.07.2013 » Add the first comment.

Древние знали ход времени по кругу и спирали. Христиане знают время и вечность. Но чаще они противопоставляются. Возможно ли гармоническое сочетание время-вечности в истории человечества? Размышляет Арсений ДЕЖУРОВ, кандидат филологических наук, искусствовед, преподаватель филологического факультета Московского педагогического государственного университета.

Два времени нашей жизни

Если я скажу: «Жизнь – это цепь случайностей. Никому не дано предугадать — увидит ли он завтра солнце. Я словно лечу спиной вперед – все дальше от меня прошлое, я не вижу, как приближается будущее, но я знаю, что умру и вместе со мной умрет мой мир, в котором я жил и который жил во мне. Жизнь конечна!», вам будет впору, соглашаясь, возразить: «А еще какие новости у вас припасены, господин умник? Эка невидаль – открылось ему, что жизнь человеческая конечна!».

Если же, зайдя с другого краю, я сообщу: «В этой жизни все предсказуемо. После субботы бывает воскресенье, после утра – день, после рождения – взросление, возмужание, зрелость… Сейчас я жив, но обязательно умру, а мое место займет другой, мне подобный, и все великолепие тварного мира останется для жизни. Не станет только меня, а потом и памяти обо мне. Жизнь заканчивается смертью». Вы согласитесь: «А то как же! Жизнь как процесс неостановима. У смерти есть способность отнимать жизни. Но ей никогда не победить Жизнь».

«Жизнь конечна» и «жизнь бесконечна» — в философии такие двусоставные истины называют «антиномии». И то, и другое суждение – равно указывают на истину, хотя по форме противоречат друг другу. В наших разговорах слова «скончался» и «приобщился жизни вечной» звучат как синонимы.

 

Быть или становиться?

С каким бы языком европейского стандарта ни случилось нам соприкоснуться, всюду мы обнаруживаем великую пару глаголов, определяющих отношение человека ко времени. В английском языке это to be и to become, в немецком – sein и warden, во французском – être и devenir. В нашем языке этим глаголам соответствует пара «быть» и «становиться». Казалось бы – абсолютные синонимы. В повседневном словоупотреблении мы не задумываемся, как лучше сказать: «я буду стараться» или «я стану стараться». И в то же время в глубине сознания мы знаем разницу. Время «бытие» — это словно некое временное поле, где все меняется, оставаясь единым и неизменным. Оно подобно математической окружности, у которой нет начала и конца. Оно царствует в из года в год в календаре – на прежних местах будние дни и праздники, зимы и весны. Один год, конечно, не похож на другой, но все годы похожи на год как таковой – всегда весна сменяет зиму, лето – весну, за летом – осень. Луна будет меняться от рождения к полнолунию и ущербу. Годы – словно люди. Приглядишься – разные, а так – все похожи. Мы пребываем в бытии.

Время «становление» — это движение от прошлого к будущему, оно подобно алгебраической прямой, где позади нас невозвратное, впереди – неотвратимое. Это время летосчисления, в котором годы нанизаны, словно бусы, на нить судьбы рода человеческого. Годы – как поколения. Человек похож и на своего родителя, и на отпрыска, но не во всем.

Бытие и становление – и то и другое понимание времени присуще человеку в любую эпоху. Но по-разному наполнена эта пара. На заре культуры времени полно – как было у каждого из нас в детстве, отрочестве, юности. Пока культура не набрала разгон, различие между одним столетием и другим куда как меньше, чем между нашими «вчера» и «сегодня».

 

Время на площади, которая полна народу

Можно ли жить, не считая лет? Можно ли жить, не сверяясь с часами? Древние греки жили, не считая лет. Вернее, избранные умники знали, какой год на дворе, отсчитывая время по олимпиадам. Но только умники, то есть кабинетные ученые. Афинское государство подарило всемирной цивилизации будущего множество гениев высшей категории – философов, математиков, физиков, архитекторов, врачей, писателей, юристов, ораторов и др. Но в массе своей древние греки все-таки гениями не были. Они были торгашами, воинами, гончарами, козопасами, виноделами, тунеядцами, чиновниками. Жили узкими интересами государства и только, а тогдашние большие государства были вроде наших больших сел, малые государства – как наши деревни. В идеальном государстве население не должно было превышать пяти тысяч семей свободнорожденных граждан, не считая рабов и гастарбайтеров (тогда их называли метэками). Считалось, что территория государства должна быть обозрима с самой высокой точки (бросим взгляд, скажем, с Воробьевых гор – то, что мы увидим – подходящая площадь для целого государства). Собственно, Аттика (государство-гигант со столицей в Афинах) в цветущие годы вмещало полмиллиона жителей и располагалась на территории, равной современной Москве в кольце МКАД. В классическую пору Аттика была заселена не так густо. Полководец Фемистокл знал всех граждан государства в лицо и по имени – это было, конечно, удивительно, но возможно. Так или иначе, все встречались поутру на рынке – главном центре общественной жизни Древнего мира. Рыночная суета и была неким подобием часов для широких масс. И часы, конечно, были – древнеегипетский водяной прибор, клепсидра, но применялся он только кабинетными учеными при астрономических наблюдениях. Простым людям он был ни к чему, примерно как сейчас нам не всякий день требуется барометр или секстант.

Смешно, что древние греки, договариваясь о встрече, фиксировали место, но никогда – время. Местом встречи чаще всего была все та же агора – рыночная площадь, а время устанавливалось по толкотне и суете, так присущим купле-продаже. «Встречаемся, когда площадь полна народу» (варианты: «до того, как…», «после того, как…»). Этих трех временных вешек было достаточно по характеру тогдашней жизни — нескоро делались дела, нескоро сказывались сказки.

Божественное «скоро»

Одни и те же слова, сказанные разными людьми, иногда совершенно по-разному их характеризуют. То же относится к разным эпохам. И язычники — эллины и европейцы первых веков христианской эры не интересовались летосчислением. Греки не предполагали, что жизнь их предков так уж сильно отличалась от современной жизни, впрочем, не возлагали и никаких надежд на прогресс. В распоряжении науки на удивление мало античных текстов, в которых излагались бы воззрения греков на конец света. Нельзя сказать, что страх тотального конца зримого мира был вовсе не присущ античности, но то ли о нем не особенно думали, то ли гнали от себя эти мысли, а может быть, того немногого знания, что время когда-нибудь нескоро закончится и пространство исчезнет, было достаточно для того, чтобы жить настоящим. Во всяком случае, у эллинов есть черты, нам неблизкие: антики были равнодушны к археологическим древностям, осознанно притормаживали научно-технический прогресс и не боялись, что часы мироздания сочтены. Можно сказать, что они жили в настоящем продолженном времени, предпочитая большей частью мыслить в категориях бытия, а не становления.

Европа первого тысячелетия Христовой эры тоже не вела счет годам, была равнодушна к археологии и прогрессу. Но вовсе не от убежденности в стабильном мироустройстве. Архитектурные шедевры раннехристианского зодчества построены из материала вторичного использования: римский форум стал каменоломней. Колонны из храма Сатурна теперь поддерживают кровлю Санта-Мария Маджоре, из храма Юноны перебрались в очаровательную Санта-Констанца.

Не больно-то привязанные к историческому прошлому, европейцы не заботились и о долгосрочной жизненной перспективе – пришли в упадок прекрасные римские бетонки. Европа заросла лесами, в лесах шастали дикие звери, дикие саксы, дикие венгры, сообщения относительно безопасными путями стали реки. Похоже, что люди не собирались заживаться в дольнем мире. Так оно и было. До VII-го века Европа жила, не считая годы. А зачем? Все напряженно ждали конца света. Господь обещал скоро вернуться и навести порядок, лишить врага власти и установить триумф вечного добра. Страшный суд не вызывал страха, да и сейчас не должен бы вызывать. Если вдуматься, во всей мировой литературе есть только одна серьезная книжка, которая заканчивается безусловной победой добра над злом. Это Апокалипсис… Все ждали второго пришествия со дня на день, не утруждаясь подумать, а что значит «скоро» для предвечного Бога?

Конечно, новые поколения умников продолжали втихую подсчитывать годы. Единства в системах подсчета не было – кто-то считал от основания Рима, кто-то со времени правления императора Домициана (I). Только в VI веке монах Дионисий Малый рассчитал дату Христова Рождества, допустив, правда при этом ошибку. Такую ошибку легок было допустить, ее допускают все, кто впервые читает Евангелие. Царь Ирод причинил мучения и св. Семейству, и народу. И вот, наконец, он умер. Но тотчас же, словно и не умирал, продолжает строить козни! Дело в том, что за время евангельского рассказа о рождестве Христа и связанных с ним событиях, сменилось четыре царя, и всех звали одним именем (как французских Людовиков). Одним Иродом, который удерживался на престоле два года, Дионисий обсчитался. В VII-м веке расчеты Дионисия привлекли внимание ученого авторитета – Беды Достопочтенного, по настоянию которого условная дата Христова Рождества была (не без сопротивления) принята западной церковью. На Руси продолжали считать годы от сотворения мира, полагая эту точку отсчета более достоверной.

Кого-то, может быть, смущают слова «условная дата Рождества»? Господь предвечен и не знает начала и конца. Кроме того, Он всеблаг и всесилен, и Ему ничего не стоит для истово верующих в то, что Христос воплотился в мир 25 декабря, сделать этот день истинной датой Рождества, для других — 7 января. Господь снисходителен в человеческим заблуждениям и милосердно дарит их отсветом высшей истины.

Частный случай напрасных ожиданий конца

Несмотря на авторитет Беды Достопочтенного, в Европе летосчисление от сотворения мира вели до Х века. Постепенно новый счет вытеснил старый, но в памяти его держали. В 1492 году случился большой переполох, особенно в России, где официально вели отсчет от сотворения мира. Исполнялось семь тысяч лет от сотворения мира (1492 + 5508 = 7000). Творение, согласно св. Писанию, происходило в шесть дней + седьмой день отдыха. По умолчанию, один день Творения приравнивался к тысяче лет, и согласно неумолимой средневековой алогичности получалось, что после седьмого тысячелетия земное время сменяется вечностью. На Руси уж за год до этого многие ни пахали, ни сеяли. Кто веселился, кто постился и каялся. А когда 1492 год прошел и ничего ужасного не случилось, то папа издал буллу, в которой говорилось, что вычислять конец света — не дело ума человеческого, а нужно жить так, чтобы каждый день быть готовым ко второму Пришествию. В том же духе высказался и митрополит Московский и Всея Руси Зосима, хотя и был врагом папе. От всей этой паники в культуре осталась своя вешка — цифра 8 стала символизировать вечность. Это одна из причин, почему на «Русский крест» (иначе: крест св. Лазаря) добавляют дополнительные перекладины. Таблица в изголовье, покосившееся изножие с четырехконечным крестом образуют восемь концов, символизируя день восьмой — вечность.

Частный случай современного неолита

Время по-разному движется в разных точках обжитого пространства. В экваториальной Африке и Южной Америке, части Австралии и Новой Зеландии до сих пор неолит – прогресс дальше гончарного круга и ткацкого станка не пошел, и экономика стоит поныне на обмене бусами и каменными орудиями труда. Эти народы пребывают во времени и становящаяся европейская культура нисколько не изменила их ощущения времени.

Но для того, чтобы ощутить вращение времени-бытия, не надо выбираться ни в Африку, ни в Америку. Древнее время-бытие набирает силу тем большую, чем дальше мы шагаем от центра общественной жизни к окраине. В центре столицы, наверное, сейчас и правда XXI век. На окраине по преимуществу — остатки ХХ-го. За пределами Кольца – XIX, каким мы его знаем из горько-сатирических книг Островского, Салтыкова-Щедрина, Гоголя. А есть поселения, где электричество в новинку. А где-то наши единоплеменники «пням молятся» и поверяют свои темные, дикие, неповоротливые мысли вертикально стоящим ледниковым камням в лесу.

Близорукий взгляд в будущее

Ощущение мира как пребывающего в вечности и становящегося в необратимом времени присуще и нам, и древним. Для древних культур органично чаще думать о бытии и очень робко о становлении. Наше время стремительно несется, и вернуться к древнему ощущению времени, которое, вечно меняясь, остается собой, по-разному повторяя фазы своих изменений, нам помогает календарь церковных праздников. Как мы можем приобщиться к пониманию вечности Творца? – каждый год проживая, словно впервые, рождение Бога, Его муки и смерть, чудесное Воскресение. Опускаясь в Иордань на Водосвятие, мы становимся соучастниками Крещения в Древней Иудее. Мы возвращаем свой разум и душу к древнему пребыванию во времени.

Но что ждет нашу культуру, повседневное, мирское время которой стремительно несется, набирая ускорение? Предугадать невозможно. Если в прежние века можно было говорить о жизни и смерти изолированно существовавших культур Египта, Шумера, Крита, античной Греции и Рима, то теперь речь идет о жизни и смерти Всемирной культуры.

В разговорах о вероятном конце современной культуры часто звучит слово «омницид» – тотальный конец всего живого. Страх европейца перед концом всего сущего был всегда примерно одинаков. С концом света ассоциировалась чума XIV в., Великая Французская Революция – да мало ли что. Но никогда человечество не жило в столь непосредственной близости от собственной смерти. В свое время европейцам не удалось удержать стремительного развития науки, и теперь мы с ужасом смотрим на гибельные последствия прогресса. Атомная энергетика, генная инженерия, экологическая катастрофа – озоновые дыры, распространение мазутной пленки, накопление ДДТ в пресных водах – все это может стать причиной стремительного конца человеческой цивилизации, в котором смешается и погибнет не только культура Европы, но молодые и нарождающиеся культуры других континентов.

С другой стороны, никогда прежде наука не подходила столь близко к отгадке великих тайн природы. И она же уже в состоянии исправить часть собственных ошибок. Что будет дальше? На этот вопрос может дать ответ только Тот, в Чьем владении ответы на все вопросы. А нам остается утешаться мыслью, что мы живем в интереснейшее время, которое, само по себе являясь загадкой, отвечает на загадки ушедших времен.

Арсений ДЕЖУРОВ

Источник

Смотрите также:

Мир — машина или поэма?

Виктор ТРОСТНИКОВ: Юлианский календарь — ошибка?

О наших новолетиях

Поделитесь с друзьями:
  • Добавить ВКонтакте заметку об этой странице
  • Мой Мир
  • Facebook
  • Twitter
  • LiveJournal
  • В закладки Google
  • Google Buzz

Find more like this: АНАЛИТИКА

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *