«Русейший облик Харбина…»

120 лет назад на берегу реки Сунгари началось строительство «Дальневосточной Москвы»…

В конце позапрошлого века русские люди пришли в Китай, чтобы построить русскую железную дорогу и русский город. И построили. Рельсы протянулись через Северный Китай от русского Забайкалья до русского Приморья. Посреди дороги встал город Харбин. Русский Харбин…

Почему так настойчиво звучит слово «русский»? Потому что оно очень важное. Ключевое… Рассказывает Игорь Литвиненко.

Смотрите также: История России, которую было велено забыть

Долг перед предками

Да, прошло сто двадцать лет. Русского Харбина нет. И какая сегодня разница, что за участь готовили этому городу — заштатного райцентра или стольного града «всея Маньчжурии»? Стоит ли так сильно жалеть об утраченных возможностях, о несбывшихся мечтах, которые вдохновляли наших предков?

Когда-то я задавал эти вопросы ныне покойному Леониду Иоакимовичу Чугуевскому, научному сотруднику Института востоковедения РАН, одному из лучших исследователей русской эмиграции в Китае. И вот что мне ответил ученый, сам родившийся на КВЖД:

— Мы в долгу перед этими предками. Мы виноваты перед ними вдвойне. Во-первых, не сумели реализовать их блестящие, хорошо обдуманные и далеко идущие планы. Во-вторых, позволили доморощенным извратителям исторической истины облить грязью этих людей, закопать в землю память о них. По этим счетам надо платить. История, в отличие от других наук, требует не только точности, но и совести. Когда эту категорию отодвигают в сторону, руководствуются только идейными, классовыми, партийными интересами, тогда и получается то, что мы имеем сегодня. Многие ли наши соотечественники знают хоть что-то о русском Харбине? Даже у нас на Дальнем Востоке, где до Харбина рукой подать? Пройдите по улице Хабаровска, Владивостока, Благовещенска и спросите людей: что такое русский Харбин? Большинство скажет, что это место, куда наши «челноки» ездят за товаром. Наверняка ответят именно так…

Чугуевский показал уникальный документ 1942 года из своего личного архива — тогда Маньчжурия была оккупирована Японией и новая власть готовилась отметить 45летие Харбина: «Комиссия по составлению истории города Харбина… Более сорока лет тому назад на месте маленькой, неизвестного названия рыбацкой деревушки, находившейся на пустынном берегу реки Сунгари, возник в качестве «дальневосточной Москвы» город Харбин, главным стимулом основания которого послужило продвижение императорской России на восток…»

Дальневосточная Москва! Выходит, именно так (и об этом догадывались японцы) русские люди представляли себе значение Харбина — как столицы огромного края. Именно такую перспективу видели, пусть в официальных документах она и не прослеживается; дипломатия есть дипломатия…

«Субмарина затонула…»

Сеть русских школ, авторитетные русские вузы, театральные спектакли и музыкальные вечера, гастрольные представления знаменитых артистов, литературные студии и спортивные секции, газеты и журналы, религиозные и общественно-политические организации, партии самых разных платформ, ежегодные Дни Русской Культуры… Посетивший Харбин в 1934 году Николай Рерих ставил харбинцев в пример обитателям других очагов мировой русской диаспоры:

«Я был в Париже и видел там большую русскую колонию, но у вас здесь не колония, а культурный центр!.. Я давно мечтал посетить этот единственный русский культурный центр. Я знал, что он в своем роде исключительный очаг, ни на что не похожий».

После всероссийского октябрьского землетрясения Харбин окатила крутая беженская волна, наводнившая город остатками разбитых армий Колчака, отрядов Каппеля и Семенова, мечтавших о скором реванше; это придавало городу вид партизанского лагеря. Потом были кровавый советско-китайский конфликт 1929 года и японская оккупация Маньчжурии, переименованной в Маньчжоу-го — странную страну с врожденным комплексом государственной неполноценности. Потом был август 1945го, когда Красная армия освободила Маньчжурию от самураев, а заодно и от «изменников родины». Потом КВЖД была передана Китаю, и тысячи совслужащих вернулись на родину, а беспаспортные эмигранты покатились на спасительный юг — в Тяньцзин, Шанхай, оттуда за океан…

«Больше ничего не будет… субмарина затонула», — говорил знаменитый харбинский поэт Арсений Несмелов незадолго до высадки советского десанта на харбинской окраине.

Он имел в виду собственную участь «недобитого белогвардейца», крушение человеческих надежд и творческих планов. Но на дно, подобно мифической Атлантиде, опустился целый архипелаг русской жизни.

Александр Вертинский в ресторане. Харбин, 1930-е гг.

Последние харбинцы

«Русский мир» — ласкающее наш слух словосочетание. Но не потому ли мы вынуждены терпеть сегодня наглый напор мировой русофобии, что сами, по своей доброте и доверчивости, отдали этот русский мир на растерзание, позволили по кусочку отрывать от него живую духовную плоть? И началось это не в годы горбачёвской перестройки, когда в одночасье лишились сильного союзнического соцлагеря, а раньше, гораздо раньше.

Первым куском оторванной плоти русского мира стал город Харбин.

«Мы ленивы и нелюбопытны…» — мало что изменилось в нашем отношении к прошлому с времен Пушкина. В 1997 году президент Ельцин в ходе китайского визита заглянул в Харбин, где на центральной площади его ждала группа соотечественников — последние харбинцы с российскими (еще советскими) паспортами. Им был обещан доверительный разговор — о трудном, почти нищенском их существовании; о пенсиях полноправным гражданам России, сохранившим верность ей на чужой земле…

Последние харбинцы Владимир Зинченко (слева) и Михаил Мятов

Был там и Владимир Алексеевич Зинченко, так вспоминавший эту встречу:

«Подъехала машина, Ельцин вышел, поздоровался, сообщил о том, что подписал с китайцами важный документ о границе, выслушал нашу просьбу о пенсиях, пообещал, сел в машину и уехал. Минуты полторы это всё продолжалось… А пенсий мы так и не дождались…»

О том же горько вздыхал Михаил Михайлович Мятов, когда мы сидели втроем в его узкой полутемной каморке (четвертому и сесть было бы негде). Он почти каждый день ходил в харбинский храм, помогал служить отцу Григорию, чистокровному китайцу, последнему православному священнику, окормлявшему скудный приход стариков и старух…

Когда в год столетия Харбина я приезжал сюда, чтобы повидаться с последними нашими, их было девять человек, когда уезжал, осталось восемь. Сегодня — ни одного. Мятов умер в 2000 году, Зинченко в 2002м, а последняя из последних, Ефросинья Андреевна Никифорова, ушла в 2006м.

Остается лишь помнить о них и смотреть им в глаза, листая старые фотографии.

Арсений Несмелов (1889-1945)

Find more like this: АНАЛИТИКА