22-23 февраля (9-10 февраля ст.ст.) 1918 года начался 1-й Кубанский “Ледяной” поход Добровольческой армии…
В феврале 1918 года три тысячи шестьсот восемьдесят три человека вышли из Ростова в ледяные заснеженные задонские степи. Вся Россия полыхала тогда безумием революции, захлёбывалась кровью, бредила грабежом, сатанела богохульством, а над кочевым войском реяло национальное трехцветное знамя, здесь творилась молитва, здесь старались пресекать малейшие попытки поживиться чужим имуществом, покуситься на жизнь и честь мирных жителей… Рассказывает историк, востоковед, религиевед и политолог, доктор исторических наук Андрей Борисович Зубов.
Ядро этого странного кочевья составили кадровые офицеры Русской армии – 2325, в том числе 36 генералов, но были среди покинувших Ростов и учащиеся военных училищ, и студенты, и гимназисты, и врачи, и чиновники, и рядовые солдаты, и члены Государственной Думы, и священники и простые обыватели, не пожелавшие оставаться под властью красного хама.
Если бы эти люди боялись за свои жизни, они могли избрать иные, более верные способы самосохранения – спрятаться, переменить фамилию, бежать из родного города, например, на занятую немцами Украину. Но они ушли с оружием в руках, ушли под русским флагом, ушли, чтобы бороться, предпочитая честную смерть рабской жизни. Многие из них к тому времени уже потеряли своих близких, растерзанных озверевшими соотечественниками, убитых, забывшими присягу солдатами или алчными односельчанами, но все они без исключения понимали, что теряют родину, что на плаху ведут их отечество, что обезумевшая толпа бесчестит Россию. Одни из них сознавали, а другие интуитивно ощущали чистым сердцем, что этот уход с высоко поднятой головой в ледяную февральскую вьюгу на страдания и смерть бесконечно нужен России.
«Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором всё в области духа и творимого подвига. По привольным степям Дона и Кубани ходила Добровольческая армия – малая числом, оборванная, затравленная, окружённая – как символ гонимой России и русской государственности» – Говорил один из вдохновителей похода, сам и политик и прекрасный стратег – генерал Антон Деникин[1].
Антон Иванович Деникин. Редкое изображение – фотография рисунка, напечатанного 24-го января 1920 года в газете Illustrated London News
Пройдет немного дней, и поход этот окрестят «Ледяным» и назовут «добровольческой Голгофой». О нём сложат стихи и песни. Лучшие русские писатели посвятят ему проникновенные строки. И главной темой здесь будет добровольное самопожертвование.
Андрей Николаевич Ромасюков “Знамённый Обоз”
«Этот подвиг – уход в ледяные степи, определяемый условным человеческим временем – 9 февраля 1918 года, имеет бессмертный смысл – отсвет Голгофской Жертвы. Этот подвиг роднится с чудеснейшими мигами человеческого мира, когда на весах Совести и Любви взвешивались явления двух порядков: тленного и нетленного, рабства и свободы, бесчестия и чести. Этот подвиг – проявление высокого русского гражданства: в подвиге этом не было ни различия классов, ни возраста, ни пола – всё было равно, едино, всё было – общая жертва жизнью. Ледяной поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях, – негасимая лампада, теплящаяся Господним Светом». – Писал Иван Шмелев, а другой Иван – Бунин, сразу же по следам Ледяного похода, в те дни, когда полки генерала Кутепова, освободив Курск, сражались уже на подступах к Орлу, и окончательной победы ждали к Филиппову заговенью, долго – к Рождеству, отвечал на анкету «Южного Слова» о Добровольческой армии[2]: «Спасение в нас самих, в возврате к Божьему образу и подобию, надежда – на тех, которые этого образа и подобия не утрачивали даже в самые черные дни, – которые, испив до дна весь ужас и всю горечь крестных путей, среди океана человеческой низости, среди звериного рёва: – ”Распни Его и дай нам Варраву!” – перед лицом неслыханного разврата родной земли, встали и пошли жизнью и кровью своей спасать её, и повели за собой лучших её сынов, лучший цвет русской молодости, дабы звезда, впервые блеснувшая над темнотой и скорбью Ледяного похода, разгоралась всё ярче и ярче – светом незакатным, путеводным и искупляющим несчастную, грешную Русь!».
Жители Полтавы приветствуют генерала Май-Маевского сразу же после освобождения города июль 1919
***
Москва не была освобождена ни к Филиппову заговенью, ни к Рождеству 1919 года. Она вообще не была освобождена. Взяв 12 октября Орел, Белые не смогли удержаться в нём более нескольких дней. С ноября началось неудержимое отступление Добровольческой армии.
Андрей Николаевич Ромасюков “Чины Дроздовской дивизии построившись в каре отбивают атаки красной конницы”
Курск, Харьков, Киев, Ростов – один за другим города, с таким напряжением сил освобожденные от большевицкого интернационала, вновь оставлялись красным. В марте 1920 был эвакуирован Новороссийск, в ноябре – Крым, а 22 октября 1922 года последняя русская эскадра адмирала Старка под развевающимися Андреевскими флагами и вымпелами покинула Владивосток, уйдя в безбрежье Великого океана. Большевики победили. Борьба закончилась. Звезда, «блеснувшая над темнотой и скорбью Ледяного похода», разгоревшись было, угасла.
Андрей Николаевич Ромасюков “Погибающий батальон”
Всё то, ради чего ушли вьюжной февральской ночью 1918 года в степь первые добровольцы, было утрачено – свободного гражданина России сменил подсоветский раб; почтительного сына отечества, хранящего веру, предания и могилы предков – безродный временщик, глумящийся над святынями родины, втаптывающий в грязь веру отцов и саму память о них.
Василий Владимирович Шульженко “Направляющий”
Те же, кто ненавидели новый жестокий и антинародный режим или уничтожались или, волей неволей, приспосабливались к рабскому существованию, приучались держать язык за зубами, отмалчиваться перед детьми, прятать поглубже в тайники души искру веры.
И все больше молодых, энергичных русских людей, не желая прозябать на задворках жизни в нищете и страхе, а то и обольщаясь энтузиазмом строителей «новой жизни», шли на поклон к большевикам, безнадёжно затаптывая, ради карьеры и радостного чувства востребованности молодых сил, свою веру, свою честь, свою память, столь естественную для любого человека гордость предками и столь ценимую порядочными людьми нравственную самоответственность.
Очень быстро исчезла в России и память о Белой борьбе. Детей учили тому, что «белобандиты» были наемниками мирового капитала, корыстными буржуями, желавшими вернуть свои имения, сокровища и власть.
Это была ложь, но говорить в СССР иное было равносильно самоубийству. Память о «добровольческой Голгофе» вырывалась с корнем, великий нравственный подвиг Белых витязей замалчивался. Но еще хуже было иное. Искорёженные советчиной души, потерявшие веру в Бога, привыкшие к соглашательству с преступным коммунистическим режимом, растлённые им, не могли вместить в себя Белый подвиг отцов, осознать и нравственно пережить его.
Только в Зарубежье, в эмиграции, изгнанные, но «не склонившие в пыль головы» первопоходники и все те, кто присоединились к ним за годы Гражданской войны, свято хранили память о России и приумножали ее духовные сокровища, передавали детям неиспорченный русский язык, православную веру, нравственные основания жизни, исторические предания и седой старины и недавнего прошлого.
Корниловцы в Париже 1967 год
Но от русской земли изгнанников отделяли две стены – стена политического режима и стена культурной несходности. И если политическая преграда, при Сталине достигшая почти полной непроницаемости, потом стала мало-помалу умаляться, утончаться, чтобы окончательно рухнуть в 1988-91 годах, то преграда культурная только росла, только укреплялась все прошедшие десятилетия. Сталинский террор, хрущевская оттепель и брежневский застой сформировали нового человека. Связь поколений и времен распалась. Россия, ради спасения которой пошли добровольцы в Ледяной поход, стала для советских людей чужой страной. И дело тут даже не в потере памяти. Хотя историю отечества в СССР изучали и тенденциозно, и фрагментарно и поверхностно, а родовая память, знание предков, то что нынче любят именовать «устной историей», была ради преуспеянья в новом советском государстве, и из-за исчезновения родителей в молохе карательной системы, редуцирована до двух-трех поколений, так что и имена прадедов не всякий мог назвать верно, но хуже было иное.
За годы коммунистической власти в СССР произошел своеобразный негативный нравственный отбор.
Все естественные устремления человека – к личному спасению в уповании веры, к земному счастью в незыблемости семейной жизни, к культурному развитию через свободное обретение знаний и образов прекрасного, к материальному благополучию через законное владение собственностью и честный достойно оплаченный труд – все эти устремления были не просто затруднены, но в корне пресечены коммунистической властью. Вера была запрещена и верность ей оплачивалась мученической кровью и исповедническими страданиями. Устойчивость семейной жизни была поколеблена до оснований казнями, тюрьмами, ГУЛАГами, ссылками, детскими домами. Если даже у высших сановников сталинской банды жены томились в тюрьмах, то что говорить о простых людях. Путь к культурному развитию был резко ограничен всевластной и всепроникающей цензурой, тотальной ложью общественных наук, отрубленностью от всего мира «границей на замке». О материальном благополучии нельзя было и помыслить при полном запрете частной собственности, грабеже большевицкой властью всех наследственных имуществ, создании системы рабского подневольного и недооплаченного труда.
04.10.1920. Перед эвакуацией из Крыма. Фотография, выложенная в интернете Андреем Бородаевским из семейного архива. На фото: сидят – штабс-капитан Дроздовской арт.бригады Александр Митрофанович Бородаевский, подпоручик Н. Заборская. Стоят – подпоручик (поэтесса) Зинаида Готгард и Михаил Бородаевский. Лежит – вольноопределяющийся Валентина Лозовская
Честный, вольнолюбивый, благородный человек не мог смириться с этой системой, с этой бандитской по своей сути властью. Первыми выступили те самые добровольцы из военных организаций Корнилова, Алексеева, депутаты разогнанного Учредительного Собрания, Союз защиты Родины и революции. Объединенная их усилиями антибольшевицкая Россия пять лет вела борьбу с бандой Ленина и Троцкого – но проиграла. Одни погибли, другие ушли в изгнание. Подавлены были крестьянские и национальные восстания, в крови утоплены выступления верующих, страшным голодом 1921-22 гг. и 1932-33 гг. обессилено общество. Расказачиванье, раскулачиванье уничтожили миллионы лучших земледельцев. Большой террор 1930-х годов, война 1941-1945, новый голодомор 1946-47 гг. довершили уничтожение тех, кто способен был сопротивляться, объединяться для борьбы за жизнь, честь, свободу и благополучие своё и своих детей. Выжили те, кто были послабее, посговорчивей, кто подчинились законам советского мира и стали «шестёрками» преступного сообщества, помыкаемыми «старшими». Даже те, кто в самом сокровенном уголке души еще таили отвержение человеконенавистнического режима, были сломлены страхом и вынужденной ложью. А их дети уже просто не были научены различению добра и зла.
Сознательная коллективная ненависть к «усачу» и его режиму сохранялась после войны, пожалуй, только в ГУЛАГе. Те же кто переставали ненавидеть зло большевизма превращались в соучастников его деяний и уже не были не только русскими людьми, но людьми как таковыми, превращаясь в дьяволов во плоти, глушивших водкой остатки в себе образа Божьего.
В жестоких, но точных словах сказал об этом один из лучших поэтов послереволюционной России Георгий Иванов:
«Россия тридцать лет живёт в тюрьме,
На Соловках или на Колыме.
И лишь на Колыме и Соловках
Россия та, что будет жить в веках.
Всё остальное – планетарный ад,
Проклятый Кремль, злосчастный Сталинград –
Заслуживает только одного:
Огня испепелящего его».
Человек сформированный коммунистическим адом, согласившийся на жизнь в нём, конечно же разительно отличался и от своего дореволюционного деда и от своего брата, выросшего в зарубежье. Нравственная искалеченность, духовная одичалость, лагерная уголовная привычка выживать в одиночку, за счет слабого, подмена благородного самоуважения лакейской услужливостью к высшим и чванливостью сатрапа – к низшим и, наконец, икона сатаны в душе – неистребимая привычка врать по поводу и без повода, для красного словца. Остатки благородных чувств, обрывки нравственных принципов сохранялись у одних в большей, у других – в меньшей степени, только как реликты прошлой, нормальной эпохи. Невиданный социальный эксперимент, начатый Лениным и Троцким, привел к полному разрушению русского общества и глубочайшей деградации человека, превратившегося к концу советского режима в человекообразное существо, самоназвавшееся в 1990-е «совком».
Василий Шульженко «Вечер в городе»
«Совку» вовсе не нужен был Ледяной поход, ему любы поработители его дедов – Ленин и особенно Сталин. Годовщины смерти «тараканища» так или иначе отмечает вся страна и даже президент РФ Путин не постеснялся публично назвать его “великим” и не гнушается статуями, которые вновь возводят ему по всей Руси.
30-е годы. Массовый расстрел
Опросы последних лет демонстрируют явную и быструю тенденцию роста симпатий к Сталину в российском обществе. Но голос народа вовсе не является в этом случае гласом Божьим. Скоре, это – голос душевнобольного или заложника, страдающего Стокгольмским синдромом. Бесчеловечность тоталитарного коммунистического режима, особенно первой его половины, приходящейся на правление Ленина и Сталина, не может ставиться под сомнение ни одним здравомыслящим человеком, следовательно, люди, положительно оценивающие этот режим, не здравы. Они – больны тяжким недугом советчины. Большевицкая власть нравственно сломала их дедов и отцов, принудила их сотрудничать с кровавым режимом Ленина и Сталина, и болезнь коллаборационизма стала родовой – передаётся теперь из поколения в поколение. Старики не могут переоценить дел своей юности, молодые –отречься от дел дедов и отцов, учителя – переучиться. Зло, которым полна наша история в ХХ веке, не раскаивается, не проклинается, а замалчивается и всячески умаляется, а то и расцвечивается блудными речами, выставляясь чуть ли не благом для России и ее народа. Сбывается, к сожалению сбывается, пророчество Белого воина и поэта Ивана Савина, написавшего в 1925 году:
Всё это будет. В горне лет
И смрад и блуд, царящий ныне,
Расплавятся в обманный свет.
Петля отца не дрогнет в сыне.
И крови нашей страшный грунт
Засеяв ложью, шут нарядный
Увьёт цветами – русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный…
Наш нынешний авторитарный, полуфашистский-полунэповский режим – прямое продолжение режима коммунистического, и он ничего общего не имеет ни юридически, ни нравственно с той исторической Россией, ради спасения которой ушли в февральскую вьюгу 1918 года герои Ледяного похода. Этот режим столь же бесчеловечен, лжив и жесток, хотя и намного слабее своего большевицкого папочки. Он – третья стадия развития дела Ленина-Сталина (после откровенно сатанинского большевизма ленинско-сталинского типа и хрущевско-брежневского ”социализма с человеческим лицом”), его безусловная деградация, но это – его деградация, а отнюдь не какое-то новое русское общество или, тем более, не восстановленное старое.
Потому-то не оскорбляют, а вдохновляют нынешних общероссийских и местных правителей статуи Лениных и Дзержинских на площадях городов, имена Свердловых, Кировых и Войковых в названиях регионов и поселков. Потому мои ровесники, люди добровольно пошедшие на работу в коммунистический репрессивный аппарат в годы процессов Даниэля и Синявского, политических психбольниц, оккупации Чехословакии, шельмования Бродского и Солженицына, ссылки Сахарова могут с энтузиазмом избираться на высшие государственные посты, не стыдясь своего чекистского прошлого, но гордясь им.
Нам отвратительно видеть самодовольных привластных олигархов, чекистских генералов и полковников грабящих Россию, перекачивающих даже под санкциями, через подставных лиц, всеми неправдами в западные банки те национальные богатства, которые так нужны для развития общества, для образования, здравоохранения, достойной оплаты честного труда, для обороны отечества, для восстановления справедливости в отношении награбленного большевицкой властью. Но нельзя забывать, что грабивший и убивавший русский народ ради власти над всем миром Ленин или превративший всю страну в концлагерь ради могущества своей империи Сталин, столь же отвратительны и ещё более ужасны. Мы ни на минуту не должны забывать, что нынешний режим был бы совершенно не возможен в старой России, которая взрывалась бунтами и заговорами от намного меньших бесчинств власти, и он, нынешний режим, утвердился только потому, что Русский лес был вырублен большевиками, да и корни выкорчеваны.
Человек, слепленный ГУЛАГом, в первую очередь из надсмотрщика, а потом уже и из зэка, готов терпеть нынешних жестоковыйных властителей с той же покорностью, хитрой выслужливостью, с какой сносил он Абакумова, Берию, Дзержинского, Ягоду, Кирова или Ежова. После семидесяти лет ленинского эксперимента мы стали намного смирнее колумбийцев и покорней зимбабвийцев. И надежды на освобождение народной души почти нет.
Увы, и наша эмиграция, жившая в 1920-40-е годы с высоким сознанием миссии возрождения послебольшевицкой России, за долгий ХХ век утратила животворящее чувство долга и нравственной ответственности за судьбы родины.
Ромасюков Андрей Николаевич “Пыль времени”
Внуки и правнуки ушедших в изгнание все реже готовы чувствовать себя «детьми России Великой». «Европейский ласковый плен» перековал души детей и внуков первопоходников столь же решительно, как и застенки Лубянки – оставшихся в России. Русскость охотно сохранялась в православной вере, в куличах, песнях, в блинах с икрой и сметаной и в бесконечных родословных, но она постепенно уходила из той области сердца, где хранится чувство долга перед незавершенным делом отцов, готовность на подвиг и жертву.
Разве можно сравнить это с движением еврейства в Обетованную землю в ХХ столетии. И ведь не через три, а через шестьдесят три поколения возвращались они к могилам предков, о которых память осталась только в Писании да в молитвенных песнях. А у нас еще недавно были живы люди, родившиеся до изгнания, на русской земле. Семьдесят лет прошло между Вавилонским пленением Израиля и возвращением при персидском царе Кире евреев к руинам Святого града. И вернулись тогда, как повествует Ездра, сорок две тысячи триста шестьдесят человек, кроме рабов их и рабынь их, и певцов и певиц… И восстановили храм, и отстроили города и воссоздали страну. А в ХХ веке – вновь вернулись, и вновь воссоздали Израиль.
А русские рассеянья? Одни брюзжат из-за океана, что не то всё в России, да и Россия не та, другие умиляются – как хорошо стало, можно и в Москву съездить, и дело в России завести и даже недвижимость купить. Сколь много людей самых известных в старой России фамилий рукоплескали недавно аннексии Крыма и планам отторжения от Украины какой-то «Новороссии». И не хотят видеть ни те, ни другие, как задыхается в неизжитом большевизме сегодняшняя Россия, как не хватает ей прямого слова, честного бескорыстного дела, жизнеутверждающего примера. Если бы один из ста нынешних русских зарубежья с сознанием миссии и долга вернулся после 1991 года в Россию, то из более чем полутора миллионов потомков изгнанников таких набралось бы тысяч пятнадцать. Пятнадцать тысяч наиболее сознательных, не изломанных советчиной русских людей. Какой бы закваской стали они для всего нашего народа, как оздоровили бы его душу, экономический, политический, религиозный климат в России! Какой бы центр кристаллизации добрых сил из самого подсоветского народа создали! Но – нет. Когда рухнул железный занавес вернулись в Россию единицы, а в общественно-политический процесс включились и вовсе “два с половиной человека” из зарубежья. Не стала русская эмиграция Новым Израилем, не вернулась она на землю предков, не выкорчевала ее тернии и волчцы, не показала решимость проливать пот и кровь, защищая и восстанавливая из руин древние святыни, как показывали весь ХХ век и ныне показывают каждодневно сотни тысяч молодых израильтян, вчерашних американцев, французов, немцев, русских…
Дмитрий Шмарин “Прощание Осень”
Мы не должны ждать чуда. Чудо, как известно, бывает «по вере». Возродим же ту веру, которую имели наши деды, все равно, по крови, или по духу. Веру в Россию, веру в бесценность жертвенного подвига, веру в то, что ты волен только в себе, а не в других, но в своем выборе ты волен и ответственен за выбор этот перед Тем, Кто создал тебя и призвал тебя к Себе еще в материнской утробе.
Глубоко под смрадной ложью советчины лежит в каждом выросшем в России добрая земля, готовая принять семя веры. Наши предки разрыхлили ее своей молитвой, своей любовью, своим честным трудом. Когда исчез невыносимый гнет коммунистического государства, как потянулись к своему прошлому и к вере отцов миллионы русских людей. Душа инстинктивно ищет правды и добра, хотя недавняя привычка вновь и вновь соблазняет ее скорыми выгодами от лжи, подлости, обмана. Хранится в сокровенных глубинах сердец добрая почва старой Руси и у людей русского зарубежья, даже у молодых, у эмигрантов в четвертом поколении, даже у тех, кто почти и не говорит по-русски, хранится несмотря на все соблазны «ласкового плена», хранится – и зовёт вернуться в Россию. Не заглушим же её голос!
Ведь только духовным самоочищением бывших подсоветских людей и осознанием нравственной ответственности русскими зарубежья за Белый подвиг дедов, только объединением двух этих, пусть и слабых, но жертвенных усилий сможет возродиться Россия.
***
«Ночь с 9-го на 10 февраля 1918 года. Ростов погружен в темноту. В домах не видно света. Город мёртв; на улицах редкие куда-то пробегающие люди. Холодный ветер, несущий сухой снег и городскую пыль. Кое-где раздаются ружейные выстрелы, и они кажутся зловещими. Только на углу Таганрогского проспекта и Садовой улицы оживление: там собрались небольшие колонны войск, всего, может быть, человек до 500. … Собравшиеся люди, не желающие укрыться от непогоды в больших, тёплых уютных домах, не желающие скрыться от ожидаемого врага за кирпичными стенами, кажутся обречёнными. Но эти люди сделали вызов и страшной ночи, и зимней непогоде, и надвигающейся опасности. Они сделали его сознательно и с целью…».[3]
Звезда Ледяного похода – потухла ли она, закатилась ли? Да, не освободили герои-добровольцы Россию, но они дали пример, самый может быть замечательный во всей русской истории. Пример самоорганизации на добро, пример свободного жертвенного подвига.
Андрей Николаевич Ромасюков “Атака роты мальчиков Дроздовского полка у хутора Капустина”
Как не велик подвиг солдата на обычной войне, под тем же, например, Сталинградом, все же подвиг этот не вполне вольный. За ним и мобилизация, и присяга, и трибунал в случае дезертирства. За ним вся мощь государства, требующего исполнения воинского долга. Иное дело Ледяной поход, да и всё почти Белое движение. В нем был подвиг чистой, вольной жертвы, сознательный разрыв с уютной обыденностью. Упразднилась присяга, рухнула старая Россия, не было больше ни фронта, ни тыла, ни «доблестных союзников», ни «коварного врага». Царь был в узилище, Учредительное собрание разогнано. За приказом бывших верховных главнокомандующих – Алексеева и Корнилова было не больше власти, чем за криком уличного разносчика газет. И люди, ушедшие в Ледяной поход, повиновались не внешнему принуждению, но исключительно внутреннему долгу, следовали той присяге, которую давали они своей совести, Богу, могилам отцов.
«Не выдаст моя кобылица,
Не лопнет подпруга седла.
Дымится в Задонье, курится
Седая февральская мгла.
Встаёт за могилой могила,
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее – Корнилов,
В метелях идущий на смерть…»
– вспоминал свою молодость казак – первопоходник Николай Туроверов.
Андрей Владимирович Николаев. «Корнилов». Фрагмент
И если нам дорого будущее нашей страны, мы должны суметь сделать то, что сделали они, эти три тысячи шестьсот восемьдесят три человека вышедшие в ночь ледяной задонской степи 100 лет назад. Мы должны суметь объединиться на добро, сколь бы малоперспективным с точки зрения политики и стратегии не было наше устремление. «Не в силе Бог, а в правде». И если не сможем мы встать за правду, всегда требующую жертвы, но постыдимся казаться наивными и смешными чудаками в этом мире, полном жестокой агрессивности, корысти, цинизма и себялюбия, – не возродится матушка Россия.
Подвиг тех, лучших граждан России, имена которых золотом будут когда-нибудь начертаны на мраморных досках, бесконечно выше нашего. Даже и сравнивать стыдно, и всё же мы должны помнить, что они, первопоходники, нам завещали победу – победу чести, веры, добра и самоотверженной любви, которые одни вернут нас из далекой страны в бесконечно желанные отчие объятья.
«Ледяной поход длится. Он вечен, как бессмертная душа в людях…»
[1] А.И.Деникин. Очерки русской смуты. Т.2. Минск: Харвест, 2002. – С.267.
[2] «Южное слово» №26, Одесса 5.10.1919. – С.4. // И.А.Бунин. Публицистика 1918-1953 гг. М.:Наследие, 1988. – С.27.
[3] Марковцы в первом походе Добровольческой Армии // Первый Кубанский «Ледяной» поход / сост. С.В.Волков. – Москва: Центрполиграф, 2001.- С.312.
На анонсе: Владимир Николаевич Киреев “Ледяной поход сквозь времена”
Find more like this: АНАЛИТИКА
