Уже через несколько лет страна может лишиться большой части своего прошлого.
Пока не утихают страсти вокруг передачи Исаакиевского собора церкви, тысячи храмов могут навсегда исчезнуть с карты России уже в ближайшие годы. Сколько таких забытых и полуразрушенных церквей разбросаны по стране, сегодня не знает никто — единого реестра нет. Но оценить масштаб проблемы можно на примере Свердловской области, о чем рассказывает Надежда Бурлакова, автор книги-альбома «Забытые храмы Свердловской области».
— Ваша книга вышла пять лет назад и вызвала большой интерес. Изменилось ли за эти годы хоть что-то в судьбе «забытых» храмов?
— Еще в 90-е мне по работе пришлось много поездить по Свердловской области. Это были годы, когда храмы освобождались от светского использования: в них тогда размещались гаражи, свинарники, овощехранилища. Храмы стали возвращать епархии, но многие деревни к этому времени уменьшились или исчезли, люди уехали в города. Храмы оказались неприкаянными, никому не нужными, начали разрушаться.
Использование даже в качестве гаражей и свинарников, как ни странно, консервировало храмы: они стояли без куполов и крестов, но дальше не разрушались.
Тогда их хоть как-то содержали, мелкий ремонт делали, а с начала 90-х все прекратилось, и храмы стали приходить в полный упадок. Чуть позже начали приезжать волонтеры, вычищать мусор… Сам порыв хороший, но, не зная технологии расчистки и консервации, они своими действиями губили эти храмы еще больше.
Самый простой пример — овощехранилище в храме. На протяжении 60–70 лет в храме повышался уровень грунта за счет наличия остатков овощных культур. И все эти годы, пока слой грунта копился, он консервировал стены храма. А потом приехали добровольцы и все вычистили, причем действовали аккуратно: сначала убирали верхний слой лопатками, совками, ведерками, потом по стенам вычищали жесткими кистями. Вычистили, даже обнажили основание настенных росписей, выглядит все красиво. Был у нас случай, когда после зачистки уровень земли в таком храме понизился на целый метр. Но после того, как этот защитный слой грязи убрали, стены за два года впитали в себя воду из грунта, и вся роспись просто отшелушилась. Таких примеров десятки.
— Насколько дорого обходится консервация?
— Есть возможность сделать это не очень дорого, но в любом случае нужны средства и квалификация, которыми большинство волонтеров не обладают. Правильная консервация состоит в том, чтобы закрыть подступы воды, покрыть поверхности лаками или другими связующими составами, которые позволят росписям не разрушаться дальше.
Покровская церковь, Верхотурье
В поселке Пышма храм совмещен с музеем. В советское время толстым слоем штукатурки закрасили все росписи, и этим оказали неоценимую услугу самому храму, потому что под этим слоем фрески оказались в идеальном состоянии, их легко раскрывать.
В Ирбите восстанавливают большой собор. Там был завод, часть храма была переоборудована под душевые, и росписи не стали сбивать, а закрыли кафельными плитками. И фрагментарно там сохранность лучше, чем в местах, где плитки не было.
— У вас после выхода книги были планы объединить усилия реставраторов, привлекать студентов к правильной технологии восстановления храмов. Удалось?
— Книга сначала вызвала большой интерес, даже во время лекций в архитектурной академии говорили: «О, как интересно! Неужели рядом с нами такое есть: надо съездить и посмотреть! Надо что-нибудь сделать». Но интерес так и не перешел в практическую плоскость. Есть несколько групп волонтеров, в том числе и принадлежащих к православной церкви. Они координируют свою деятельность с епископом Иннокентием (Яковлевым) из Нижнетагильской епархии, который в свое время выпустил книгу, посвященную реставрации и консервации объектов храмового зодчества. (Епископ Иннокентий — профессиональный архитектор и иконописец, преподавал церковное искусство во Владимирской семинарии, как архитектор разработал несколько проектов вновь возведенных храмов.)
Некоторые познания у бригад добровольцев появляются, но это все условно, потому что всегда это вопрос денег.
Финансирование этого направления не заинтересовало спонсоров.
Из храмов, описанных в книге, а их там более девяноста, некоторые стали восстанавливать, но часто так называемая реставрация идет с настолько сильными нарушениями, что хочется плакать. Хотя, конечно, здорово, что вообще восстанавливают хоть что-то.
— Есть случаи грамотной реставрации?
— Ну, например, Крестовоздвиженский собор Верхотурья, но и тут с условностями: он реконструировался, восстанавливался в несколько этапов, после того как в 90-х годах оттуда выехала детская колония. На первом этапе из этой серой громады сделали, извините, творожный тортик, реставрация была произведена с грубейшими нарушениями.
Крестовоздвиженская церковь, село Куминовское
Например, в голосники — те самые кувшинчики, которые стоят по периметру храма для улучшения акустики, — строительные бригады забивали мусор, оставшийся от работы.
На следующем этапе пришлось многое переделывать. Тот результат, который есть сейчас, с точки зрения технологии — на отлично, а с точки зрения эстетики, сохранения того образа, который был в 1907 году, есть спорные моменты. Но других примеров воссоздания исторического облика храмов без нарушения технологии назвать и не могу.
Я видела процесс восстановления храма в селе Аромашево (середины XIX века) — это ужас. В 2012 году, когда мы ездили туда фотографировать, там начались работы по расчистке. Мы видели бригады рабочих из Средней Азии: они стояли на стремянках и молоточками сбивали остатки росписей.
Священник сказал: денег нет, что можем, то и делаем.
— Вы часто ездите по этим местам, заново фотографируете?
— В некоторые любимые места, бывает, и по два раза в год езжу, в некоторые — раз в два года, но так или иначе регулярно осматриваю, потому что они быстро разрушаются.
В 90-х было одно состояние, в 2011 году, когда я книгу готовила, — другое, сейчас большинство храмов уже становятся руинами. Еще пять лет — и их просто не будет.
Для меня один из самых болезненных и печальных примеров — село Скатинское Камышловского района. Там был замечательный храм. Сейчас он стоит уже без перекрытий, через него проложены тропинки — он находится на центральной площади, дети там играют, компании собираются.
В 2012 году на стенах были остатки прекрасных росписей. Была договоренность с владыкой Иннокентием, что мы эту роспись своими силами снимаем, консервируем и передаем в дар. Но когда я наконец насобирала денег, изучила технологию и в октябре 2016 года поехала эту фреску снимать, то фрески уже не было… Причем она не просто осыпалась, а, судя по характерным углублениям на стене, кто-то ей помог — молоточком били или камнями кидали.
Село Скатинское. Погибшая фреска ангела, 2016 год
Там был потрясающий ангел Благовещения, я его назвала Грустный Ангел — замечательная яркая роспись.
И это то, что я наблюдаю в абсолютном большинстве храмов — даже в тех, которые восстанавливают: проще закрыть старые росписи штукатуркой или сбить и опять же покрыть штукатуркой.
— Как местные жители относятся к разрушенным храмам?
По-разному. Очень многим все равно: «неинтересно, никакого отношения мы к этим развалинам не имеем».
Некоторые верующие радеют за то, чтобы какой-то процесс шел, хотя бы консервация. Они закрывают пленкой окна, деревяшками — потолочные перекрытия… Это даже не консервация, а попытка уберечь здание от дальнейшего разрушения.
Есть интеллектуалы, для которых храмы — памятник истории и искусства страны. Они говорят, что хотели бы рассказывать своим детям или внукам, что здесь, 170 лет назад, был один из торговых путей, что деревня была богатой, поэтому и храм построили огромный. Часто именно такие нерелигиозные жители поселков, многие из которых уже давно переехали в Екатеринбург, перечисляют деньги на восстановление храмов.
Но, повторюсь, качественная реставрация — это огромные деньги.
— У вас есть любимые храмы?
— Замечательный храм в селе Троицкое Каменского района — у него в куполах много элементов домонгольской архитектуры, шатровая колокольня. И, несмотря на ужасающее состояние, эти декоративные элементы шатра прекрасно сохранились.
Село Кайгородское, недалеко от Нижнего Тагила — замечательный храм Параскевы Пятницы, в хорошей сохранности, строился в начале ХХ века. Расписать его не успели, достраивали перед революцией. Огромный храм из красного кирпича, даже с куполами. Он стоит на холме над деревней, сзади лес — прекрасно вписан в пейзаж. Прямо в храме живет местный житель, который отвечает за его восстановление. Когда я туда в очередной раз приехала, в брюках, то от этого дедушки получила нагоняй: «Столько ездишь, все научиться не можешь: вместо брюк в юбке приезжать!»
Церковь Параскевы, село Кайгородское
В самом Верхотурье есть минимум три храма, которые для меня представляют гораздо больший исторический, искусствоведческий интерес, чем Крестовоздвиженский собор, потому что они из плеяды тех первых храмов, которые были построены на территории Свердловской области.
Верхотурье — это пункт, с которого началось освоение нашего региона. Троицкий собор, который начали строить в самом начале XVIII века по повелению Петра I, — это самый первый каменный собор. Примерно в те же годы строились еще несколько каменных церквей. Они находятся в состоянии руин, в непосредственной близости от Троицкого, Крестовоздвиженского соборов. И для меня это некий интеллектуальный коллапс: стоя на центральной площади Верхотурья, я смотрю в одну сторону и вижу огромнейшую Крестовоздвиженскую махину, смотрю налево — вижу Троицкий собор, барочный, кружевной, смотрю направо — вижу церковь в руинах, в которой на втором этаже — росписи, в прекрасном состоянии. А если посмотреть назад — увижу еще три-четыре церкви, которые разрушаются, но они — одни из самых старых в области.
Мне интересна история купца Максима Походяшина — человека, который фактически открыл регион севернее Нижнего Тагила. Благодаря ему сейчас существуют такие города, как Карпинск, Североуральск, Ляля.
Он открывал там рудники, строил храмы: один из его храмов — в Верхотурье, другой, восстановленный, — в Североуральске, еще один — в Карпинске.
В Карпинске прекрасно восстановили храм в стилистике сибирского барокко. Вот так, начиная изучать историю храма, узнаешь об истории города, о человеке. А вот в самом Верхотурье храм Походяшина никому не нужен, его не восстанавливают.
Предтеченская церковь, Верхотурье
— Когда смотришь группы в соцсетях, посвященные забытым храмам не только Урала, но и других областей, порой кажется, что есть группа людей, которые не заинтересованы в восстановлении храмов, для них важна именно эта эстетика руин…
— В группе «Забытые храмы Урала», например, зарегистрированы пять тысяч человек. Там есть группы волонтеров, которые занимаются восстановлением храмов. А есть люди, которым интересен трип — попутешествовать, посмотреть: о, как красиво это разрушается!
— Есть какой-то интерес к забытым храмам со стороны власти?
— Когда мы начинали ездить по храмам, обратились в министерство, и с трудом нашли реестр храмов середины 90-х годов, когда предполагалось передавать все храмы в епархию. В этом реестре было около 600 храмов и часовен. Я собиралась строить маршруты по этому списку, но они соответствовали действительности лишь процентов на 60.
Приезжали в село, там по списку должен был быть большой трехпридельный храм, а ничего нет. Находили старушку под 80, спрашивали: «Где тут у вас храм большой?» Она говорит: «У нас тут никогда храма не было, только часовня! А вон в том селе храм был, пойдем, я тебе фотографию покажу!» Кстати, единых реестров нет до сих пор.
Да и с собственностью большие проблемы.
Одни храмы вроде принадлежат епархии, но говорят, что оттуда лет восемь никто не приезжал. Бывает, что часть территории храма принадлежит жилому дому, а часть — муниципалитету.
Если храм на отшибе — часто вообще непонятно, кому он принадлежит. Мне предлагали купить один такой участок с храмом — за 15 тысяч…
Вот думаю, может, и правда когда-нибудь я смогу выкупить храм, законсервировать и оформить в нем галерею, посвященную истории края.
Беседовала Ксения Волянская
Find more like this: АНАЛИТИКА
